Летевший в Москву министр иностранных дел Третьего рейха Риббентроп едва не погиб в Великих Луках

Но это соглашение могло не состояться...

Ночные звонки

В час ночи 23 августа 1939 года в кабинете врио начальника штаба Калининского военного округа комбрига Василия Гордова задребезжал телефон. Звонили из Генштаба. Дежурный продиктовал телефонограмму, попросил повторить. Комбриг перечитал сообщение:

«23.08.39 года ожидается перелет самолета границы, одного или трех, иностранной марки, не обстреливать. Маршрут Себеж - Великие Луки, направление Москва. В случае посадки оказывать содействие по охране самолета и экипажа. Обеспечить неприкосновенность пассажиров. Опросов не производить».

Гордову, конечно, не сообщали, что в Москву летит ближайший соратник Гитлера, Иоахим фон Риббентроп. И его цель - заключить Пакт между Германией и СССР.

Гордов попросил телефонистку вызвать начштаба 2-го стрелкового корпуса Михаила Нечаева. Звонок в Великих Луках в квартире полковника Нечаева раздался в 1.20 ночи. И ему комбриг дословно передал текст телефонограммы.

В 1.30 полковник Нечаев дозвонился до военкома 2-го полка ПВО Сергея Катанова. Позже батальонный комиссар Катанов вспоминал подробности ночного разговора:

«Полковник Нечаев спросил меня, знаю ли я о перелете иностранных самолетов. Я сообщил, что мне ничего неизвестно. Он мне передал, что сегодня, 23.8.39, часы не определены, предполагается перелет 1 - 3 иностранных самолетов через госграницу. Огонь не открывать, перелету не препятствовать. Об этом поставить в известность все подразделения и также, чтобы было известно дальнему подразделению, находящемуся на границе».

Военком 2-го полка ПВО Катанов связался с дежурным по полку младшим лейтенантом Евдокимовым, чтобы тот немедленно сообщил текст телефонограммы во все дивизионы полка. Катанов также заказал номер телефона дивизиона полка, дислоцированного на границе, в Себеже. Но передать сообщение не получалось «ввиду неслышимости разговора».

Телефонистка предложила батальонному комиссару: «Передам телефонограмму сама». И через несколько минут доложила: телефонограмма передана.

Катанов позвонил на Главный пост ВНОС (воздушного оповещения, наблюдения и связи) в Новосокольники и спросил, знают ли они о телефонограмме. Там ответили, что такую телефонограмму уже получили от Себежского погранотряда.

Решив, что все необходимое им сделано, батальонный комиссар Катанов лег спать...

Огненное утро

Утром 23 августа в кенигсбергском аэропорту Девау совершили взлет два самолета FOCKE-WULF FW 200 CONDOR. В одном из них находился рейхсминистр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп.

Тем же утром в 9 часов батальонный комиссар Катанов в военном городке встретил начштаба полка Николая Костюшкевича. Поинтересовался о полученной ночью телефонограмме. Капитан Костюшкевич ответил, что еще в 23.00 вечером 22 августа получил информацию о пролете самолетов от погранотряда. И врио комполка капитан Быко-Янко тогда же дал команду во все подразделения полка: огня по этим самолетам не открывать. А комиссара полка решили не будить - подумали, что он уже отдыхает.

После утреннего построения все командиры полка отправились в тир - там были запланированы занятия по стрельбе из личного оружия.

Далее речь пойдет о пяти минутах, которые могли потрясти мир.

В 11.20 - 11.30 стрельба офицеров полка была завершена. И в это время к тиру на полном ходу верхом на лошади приехал без фуражки младший комвзвода Мальков. Он спросил командира части. Ему ответили, что командира части в тире нет. Тогда он сообщил, что сейчас из Главного поста поступила телефонограмма, в которой приказывалось обстрелять перелетевшие фашистские самолеты.

Изумленный батальонный комиссар Катанов побежал в штаб. Пробегая мимо дежурной батареи, он увидел капитана Костюшкевича. Тот отдавал команды привести орудия в боевую готовность. Костюшкевич (который двумя часами ранее говорил, что все оповещены - самолеты надо пропустить), подтвердил Катанову: есть приказ «обстрелять вражеские самолеты».

Вот как о дальнейших событиях вспоминал сам Сергей Катанов:

«Был слышен шум моторов. Самолет вначале не был обнаружен ввиду большой дымки в воздухе. Когда самолет увидели, он уже пролетал над нами. Бежать в штаб для выяснения времени не было. Я быстро рассчитал, что через несколько секунд совершенно скроется самолет. Считая, что я дважды получил сообщение обстрелять самолеты, я понял так, что под видом тех самолетов, которым было дано разрешение лететь беспрепятственно, пробрались вражеские самолеты, которые надо было обстрелять, не дав им пробраться вглубь страны. И когда Костюшкевич спросил разрешения об открытии огня - я разрешил. Командира части при появлении первого самолета на батарее не было, и я являлся старшим начальником. После обстрела первого самолета над нами я бросился в штаб. И столкнулся с бежавшим на батарею капитаном Быко-Янко. Он закричал: «Почему не стреляете? Огонь!» Начался обстрел второго самолета. Через несколько выстрелов я услышал от кого-то, бежавшего по направлению из штаба: «Прекратить огонь!» Я и командир части подали команды одновременно о прекращении огня, а сами побежали в штаб...»

13 снарядов для рейхсминистра

Что произошло? Почему ночной приказ из Генштаба о запрете обстрела «самолетов с запада» утром внезапно трансформировался в выстрелы по «Кондору» Риббентропа?

Виноват во всем, как водится, оказался красноармеец первого года службы, 22-летний писарь штаба Георгий Касьянов. Касьянов несколько раз повторил своим начальникам, что получил телефонограмму со словами «Принять обстрел». И тут же передал это капитану Костюшкевичу. А тот, не перепроверив информацию и не перезвонив на Главный пост, помчался к батарее, чтобы открыть огонь. И ввел в заблуждение командование части.

Каковы итоги стрельбы? Батарея младшего лейтенанта Попижука выпустила по германским самолетам 13 снарядов: 8 - по первому самолету и 5 - по второму. Дымка в небе над Великими Луками и спешность изготовки батареи к стрельбе привели к тому, что цели поражены не были. И оба «Кондора» вскоре приземлились в Москве (в ряде источников сообщалось, что самолеты получили повреждения, но документальных подтверждений этому нет. - Ред.). И 23 августа 1939 года вошел в историю как день подписания Пакта Молотова - Риббентропа.

А во 2-м полку ПВО шел разбор полетов. Инцидент так испугал командование 2-го полка ПВО, что во время обратного перелета «Кондоров» в Кенигсберг из Москвы 24 августа батареи не приводили в боевую готовность. А у орудий дежурили старшие командиры полка.

По разным источникам, в разборе несанкционированной стрельбы по самолету Риббентропа участвовали замнаркома иностранных дел Потемкин, представитель Генштаба Василевский (будущий военный министр СССР), представитель НКВД Серов (будущий глава КГБ). Причем Серов писал, что якобы прибыл в расположение зенитчиков до пролета самолетов. Но к его советам будто бы не прислушались.

Рука писаря

Так какую же телефонограмму принял Касьянов? В процессе разбирательства младший лейтенант Умов, дежурный по Главному посту ПВО, предъявил запись:

«23.8.39 г. 11-20 передана дежурному в/ч 5654 «Два самолета по заявке прошли Идрицу в 11-20 не обстреливать», принял КАСЬЯНОВ, передал 11-21 УМОВ».

А самим Касьяновым эта информация была записана так:

«23.8.39 г. 11-20 два самолета прошли Идрицу в 11-20 принять обстрел, принял КАСЬЯНОВ, передал 11-21

Ив. УМОВ».

К Умову тоже возникли претензии: он не потребовал повторения телефонограммы у принимавшего - а это нарушение правил.

Батальонный комиссар Катанов, отдавший приказ обстрелять самолеты, переживал больше всех.

«Это тягчайшее ЧП произошло потому, что начштаба, не проверив текста телефонограммы, привел батарею в боеготовность и ввел этой телефонограммой командование части в заблуждение, - отчитывался Катанов. - А я, как комиссар части, не смог лично проверить данный текст телефонограммы, ибо самолеты пролетали уже над головами. И решив, что, если не открыть огонь, а тут вопрос решался секундами, самолеты могли скрыться, принял неправильное решение. И совершил величайшую ошибку, могущую повлечь за собой самые тяжелые последствия».

Рапорт Ворошилову (наркому обороны) о расследовании подписали начальник 1-го отдела Генштаба РККА комбриг Иванов и замначальника Политуправления Красной армии бригадный комиссар Пронин.

Высокие проверяющие в целом описали ситуацию, как и батальонный комиссар Катанов. Но добавили, что капитан Костюшкевич, получив вечером 22 августа телефонограмму, оповестил о ней все батареи полка. Кроме той, что находилась в городке (то есть батареи Попижука - она и открыла огонь). Причине была проста: «по установленному в полке порядку она, как стоявшая в городке, могла открыть огонь только по непосредственному приказанию командования полка».

Но вот он - человеческий фактор! Младший лейтенант Евдокимов, приняв телефонограмму от батальонного комиссара Катанова, ночью передал информацию в батарею Попижука. Дневальный, красноармеец Югринов, разбудил дежурного по батарее младшего командира Иванова и передал ему приказание, когда Иванов еще лежал в кровати. Спросонья Иванов не запомнил этого приказания. И не доложил его командиру батареи Попижуку! И тот о приказе по самолетам не знал. То есть сомнений у Попижука - стрелять или не стрелять - не было.

После получения команды на открытие стрельбы командир батареи Попижук не видел опознавательных знаков на пролетающих самолетах. Они шли на высоте до 2 тысяч метров. Зная, что, не видя опознавательных знаков, стрелять нельзя, комбат доложил об этом Костюшкевичу. И... получил от него приказ открыть огонь.

Комиссия предлагала батальонного комиссара Катанова, капитана Костюшкевича и красноармейца Касьянова предать суду. Но документы по этому поводу не обнаружены. Зато известно, что Сергей Катанов стал военкомом бригады ПВО, орденоносцем, дослужился до полковника. Капитан Костюшкевич 28 ноября 1941 года был убит осколком мины на огневой позиции батареи у деревни Клово под Наро-Фоминском. Судьба красноармейца Касьянова неизвестна.

Град осколков

А вот что вспоминал о том дне ветеран Юрий Богданов:

«Многие великолучане стали свидетелями картины - летит самолет, вокруг него белые облачка разрывов зенитных снарядов... Осколки падали на землю в центре города, где дома были преимущественно деревянные, одноэтажные. У кого-то проломили крышу, у кого-то убили курицу, у кого-то разворотили грядки, у кого-то вылетели стекла из окон».

Николай Скорняков, работник Великолукского аэропорта, оставил такие свидетельства:

«Вижу круги белой дымки от разрывов зенитных снарядов, обкладывавших самолет Риббентропа. Бегу к телефону, чтобы доложить о случившемся. Слышу голос дежурного: «Срочно умчался к зенитчикам». В это время слышу звуки удаляющегося самолета, который прикрыло спасительное облако».

Почувствовали ли в воздухе обстрел? Ни официальные германские документы, ни мемуары участников полета не содержат упоминаний о разрывах снарядов в небе над Великими Луками. Существует легенда, что на обратном пути самолет совершил посадку в Великих Луках и Риббентроп купил в буфете местного аэропорта пять бутылок водки.

Впрочем, как гласит народная мудрость, «кому быть повешенным, тот не утонет». Вспоминал ли Риббентроп свой тревожный полет в Москву в августе 1939-го, когда семь лет спустя, 16 октября 1946 года, был по приговору Нюрнбергского трибунала повешен в спортзале местной тюрьмы?

ОБ АВТОРЕ

КУКАТОВ Андрей Владимирович - брянский историк, автор исследования «Орловский военный округ» в 2 томах (второй том в соавторстве с Н. Я. Геецем). Сейчас занимается исследованием «Калининский военный округ». Данная публикация основана на реальных архивных документах, которые до сих пор не вводились в оборот.