Никогда не склоняется: сенатором от Карелии может стать Мария Гоголева – яркий политик, символ приладожской оппозиции

Еще недавно Марию Гоголеву из Сортавала знали в республике исключительно как человека искусства. Дочь знаменитого карельского художника Кронида Гоголева, профессиональный искусствовед и галерист, после смерти отца она возглавила музей, в котором хранится бесценная коллекция его произведений, а также одноименный благотворительный фонд. Еще один известный проект Марии Гоголевой — реставрация городской Ратуши, которой она занимается, выкупив старинное здание у государства.

Однако неожиданно для многих за два года Мария сделала стремительную политическую карьеру. Известная своей активной гражданской позицией, она сначала выиграла выборы в сортавальский горсовет, а затем стала депутатом Законодательного собрания Карелии от Приладожья.

Для жителей Сортавала Мария Гоголева — это символ сопротивления, борец против местной власти и чиновников, которые далеко не всегда считаются с мнением горожан. «Сортавала не склоняется» — лозунг, который придумала Мария Гоголева, прежде всего, о ней самой — хрупкой на вид женщине, которая не боится плыть против течения.

О том, почему Мария Гоголева выбрала политику и что будет, если оппозиция победит, мы и поговорили за чашкой кофе. А еще о любви к родному городу, богатстве, хейтерах и бескомпромиссной борьбе добра со злом.

Потому что надоело молчать

— Маша, ты сама, как считаешь, твой успех в политике чем продиктован? Как ты, человек искусства, вообще решилась пойти в депутаты?

— Коллеги по цеху меня иногда упрекают, что в последние два года профессиональная деятельность для меня ушла на второй план, уступив место политике, но всё же я не соглашусь с этим. Просто волей случая произошло так, что депутат Законодательного собрания от Приладожья Александр Сергеевич Федичев, карельский политик с двадцатилетним стажем, увидел во мне потенциал и позвал в свою команду.

— И что тебя не устраивало?

— С 2019 года власти начали проводить это странное и нелепое объединение Сортавала и Хелюля, чтобы, избавившись от неугодного мэра, лишить сортавальцев права выбирать главу города, и я сформулировала свою точку зрения, высказав ее таким образом, — поддержала Сергея Крупина и стала кандидатом в депутаты Сортавальского горсовета от «Справедливой России».

Ну а взлет в политике, на мой взгляд, произошел потому, что я была не одна. Нашлись люди, которые в меня поверили, и прежде всего Александр Федичев. К тому же, на определенном этапе я поняла, что мне это интересно, мне это действительно нравится. Если не будет адреналина внутри, то скажу себе — хватит. Но пока этого делать не собираюсь, потому что с помощью участия в политике и благодаря площадке в Законодательном собрании я получаю большую аудиторию, а также возможность высказывать свою точку зрения и отстаивать свое мнение.

— То есть ты не жалеешь?

— Нисколько.

История про уважение

— Расскажи, как ты придумала лозунг «Сортавала не склоняется». Он ведь про Марию Гоголеву в первую очередь!

— Впервые я написала его на странице губернатора, когда Артур Олегович в комментариях кому-то заметил, что название нашего города склоняется. Написала хештегом сначала на английском, потом на русском.

— А разве он неправ? С точки зрения русского языка мы же должны склонять финское название…

— Конечно, мы понимаем, как это должно быть по нормам русского языка. Но это не история про правила, это история про уважение. Уважение к горожанам, которые не хотят склонять название города, ну проявите его хотя бы в этом – и вернётся вам сторицей. Но нет! Нам будут с пеной у рта доказывать — нет, склоняется! И в названии склоняется, и перед республикой тоже. Ну и к чему это приведет в нашем отношении к ситуации? К показной внешней покорности — да, возможно. А еще быстрее — к внутреннему сопротивлению, уверяю вас.

Нас же все время пытались склонить: не примете новый устав и не отмените прямые выборы, мы вам денег на город не дадим! Вот это вообще феерический «аргумент», который, конечно, был бы не мыслим в развитом социуме. Но у нас это прямо-таки главный козырь у республиканской власти, который в последнее время идет в ход.

Ну вот, почти приняли новый устав, отказались от прямых выборов главы города — и что? Какие-то суммы были озвучены. Да, возможно они помогут улучшить что-то где-то в нашем городе, но потеряли-то мы гораздо больше, чем приобрели.

— А ты не думала, что для Сортавала конструктивный диалог с правительством лучше, чем конфронтация?

— А что такое конструктивный диалог? Это диалог с уважительным отношением к своему собеседнику, с пониманием того, что у него есть собственная точка зрения, разве нет? А то, что сейчас происходит, — это не диалог, а скорее, монолог республики по отношению к нашему городу. Монолог насильственного склонения и принуждения к собственной точке зрения.

Как житель Сортавала я не вижу от соглашательства никаких плюсов, и в принципе не понимаю, почему надо быть хорошим зайчиком и стоять на задних лапках, чтобы тебе что-то дали, при том, что взамен от тебя требуют отказаться от важных базовых вещей, — например, права избирать мэра города самим. Мы — все города Карелии, все поселения — работаем, платим налоги, и я не понимаю, почему мы должны выпрашивать какую-то очередную детскую площадку или усовершенствованную набережную, почему мы должны радоваться, что, наконец-то, по какой-то программе нам отремонтировали фасад или дорогу! В нормальной стране это все должно быть просто потому, что этим занимается государство.

— А тебе ни разу за два года не приходилось идти на компромисс с властью?

— Мне — нет. Я никогда не смогу уговорить себя на какое-то соглашательство, если оно идет вразрез с моими взглядами. А взгляды я не меняю.

— Ты могла бы как депутат, как политик, как житель республики дать короткую характеристику республиканской власти последних пяти лет?

— Если коротко, то я бы сформулировала так – это самая закрытая власть за последние двадцать лет. Я говорю сейчас больше с позиции человека, который все эти двадцать лет живет и работает в республике, причем не в столице, а в одном из районов, и как депутата от Приладожья. То есть опять же, возвращаясь к теме «конструктивного диалога» с властью, я бы сказала, что его нет, так как, образно выражаясь, двери наглухо закрыты изнутри. Можно стучаться, и в лучшем случае дверь приоткроется, тебе в руки сунут бумагу с сухим чиновничьим ответом, и дверь опять с грохотом захлопнется.

— История с прекращением финансирования Школы искусств и ремесел, учредителем которой является Благотворительный фонд Кронида Гоголева, это ведь тоже реакция на твою оппозиционность?

— Да, как только я выдвинулась в составе партийного списка «Справедливой России» на муниципальных выборах, районная администрация моментально отказала в бюджетной субсидии, которую выплачивала на зарплату преподавателям. То есть они внезапно решили, что художественная школа в Сортавала больше не нужна.

Вся эта история как раз на тему: сломали-не сломали, склонилась-не склонилась. Полтора года у школы не было финансирования, и все это время я отстаивала право получать республиканскую субсидию на ее деятельность. Педагоги не получали зарплату, мы не платили налоги, коммуналку, приставы нам присылали грозные письма и открывали исполнительные производства, на нас подавали в суд, но я не сдавалась. Наоборот, я еще пошла на выборы в Законодательное Собрание, понимая, что в этот период моей жизни мне это действительно необходимо.

По-другому и быть не могло, потому что для меня художественная школа как родной дом. Папа основал эту школу в 1967 году, был ее директором, потом директором стала мама. Меня сюда принесли в три недели от роду. Множество детских фотографий сделано именно здесь: как я в три года что-то рисую, потом в пять лет, в двенадцать и т.д. Все детство и ранняя юность прошли здесь, и после университета я вернулась именно сюда, — около десяти лет проработав директором и преподавая историю искусств.

Кстати, здесь же у отца была мастерская, где он создавал свои первые работы. Многие из его ранних произведений, представленные в музее, увидели свет в мастерской художественной школы.

«Все здравые оппозиционные силы должны быть вместе»

— Почему ты решила объединиться с лидером КПРФ и согласилась пойти в сенаторы в случае победы Евгения Ульянова на губернаторских выборах?

— Мне понравилось предложение Евгения Ульянова своей нестандартностью. На мой взгляд, это красивый и умный политический ход, укрепляющий оппозицию. Это хорошо, что в последнее время оппозиционные фракции в Законодательном Собрании начали объединяться, держаться одной линии. Это позволяет громче заявлять о себе. Все здравые оппозиционные силы должны быть вместе.

— Объединение с коммунистами означает, что у тебя возникли разногласия с нынешним руководством региональной «Справедливой России»?

— Наши разногласия — это хронический процесс, который начался с того, что меня исключили из Совета регионального отделения «Справедливой России», о чем я узнала из третьих уст. У Приладожья никогда не было сильных чувств по отношению к нынешнему региональному руководству партии – мы видим ошибки и не боимся указывать на них. Мое намеренное движение в сторону коммунистов призвано было продемонстрировать, в первую очередь, что в региональном отделении «Справедливой России» не все так благополучно, как представляется в отчетах в Москву. Наши расхождения во взглядах начали проявляться уже с сентября прошлого года при голосовании на сессиях Законодательного Собрания. К сожалению, часть моих коллег по фракции, как мне кажется, излишне внимательны к точке зрения исполнительной власти, и я думаю, это тоже история про компромиссы.

— Допустим, Ульянов победит, и ты станешь членом Совета Федерации. Это плюс для Приладожья?

— Это плюс не только для Приладожья, но и для всей Карелии. Будет свой человек в Москве, который никогда не забудет своих корней и ментально привязан к малой родине.

Есть хорошая испанская поговорка, которую я часто повторяю: «Мои ботинки крепко приколочены к этому полу». Так вот, мои ботинки действительно приколочены к Сортавала и Карелии, даже если я физически куда-то ненадолго уезжаю.

— Как твоя бескомпромиссная позиция и борьба за город с исполнительной властью отражается на твоей личной жизни? На улицу не боишься выходить?

— Хотела бы я взглянуть на того человека, который сможет меня испугать…

— И все-таки…

— Прямых угроз мне не поступало, поэтому живу спокойно и ничего не боюсь. Ничто не мешает мне жить обычной жизнью и ходить без опаски по родному городу.

«Мне уготована такая роль – сохранять наследие Кронида Гоголева»

— Это правда, что власти пытаются забрать у тебя музей и произведения отца?

— Пока пытаются забрать только здание, которым мы с мамой владеем как физические лица. Районный совет в наше отсутствие принял решение о передаче его в собственность республики, однако мы все это отыграли в судах.

И вот в день рождения отца, 13-го июля, когда я как раз открыла в музее биографическую выставку о нем, мне принесли новое письмо о том, что на ближайшей сессии районного совета здание снова собираются передавать. Видимо, районная администрация решила вновь пройти этот бесперспективный путь, ведущий в глухой тупик.

— Зачем это властям?

— Меня пытаются завлечь тем, что у республики якобы гораздо больше возможностей содержать здание. Но я знаю, что как только республика начнет платить за содержание, вторым этапом в мой адрес выскажут пожелание, чтобы движение не было односторонним и предложат мне, как вариант, чтобы наш музей стал филиалом музея изобразительных искусств, с передачей туда коллекции отца. А это смерти подобно — как только любая частная коллекция попадает в музейный фонд РФ, она там растворяется. И я уже ничего не смогу сделать, если перестану быть хозяйкой того, что мне завещал отец.

— Насколько однозначной была воля Кронида Гоголева? Он хотел, чтобы все его произведения остались в семье?

— Совершенно верно, он завещал это мне, и я не скрываю, что являюсь наследницей всех произведений и хранителем коллекции. С ранних лет я понимала, что мне уготована такая роль – сохранять наследие Кронида Гоголева.

— Есть какое-то произведение отца, которое ты выделяешь из всей коллекции?

— Моя любимая работа называется «Напасть». Она о вечной борьбе добра и зла. Птица несет зло, хаос, разрушение. Когда мне надо проиллюстрировать какой-то свой эмоциональный пост в соцсети, я выбираю именно эту работу. Она очень говорящая.

Еще я бы выделила скульптурный рельеф «Старинный Петрозаводск». Эта работа побывала в страшнейшей аварии. В 2002 году мой старший брат в числе прочих вез ее в Москву на выставку и погиб в автокатастрофе. Несмотря на пожар в автомобиле, на самом произведении не было ни одного серьезного повреждения.

— Ты чувствуешь себя богатым человеком? Ведь коллекция, наверное, стоит немалых денег…

— Богатой я себя не чувствую, но коллекция, по рыночным оценкам, стоит многие миллионы евро. Говорю со средней неопределенностью, хотя и знаю точную сумму. Важный момент заключается в том, что вся коллекция должна находиться рядом. Нельзя, чтобы она разносилась, раздаривалась. Произведения не должны уезжать друг от друга на далекие расстояния. Это все создано здесь, и логично, что произведения останутся жить здесь и дальше. По этой причине я и выездные выставки после смерти отца практически перестала делать. Во-первых, это затратно в плане страховки и перевозки. Во-вторых, работы не любят движения, им лучше находиться в той среде, в которой они живут постоянно.

— Несмотря на то, что ты владеешь коллекцией за миллионы евро, на себя ты много денег не тратишь. Почему?

— У меня большие расходы, но не как у обычных женщин, они принципиально другие. У меня нет машины, я ее отдала. Зачем в Сортавала машина, если все рядом? У меня нет загородного дома, но есть здания музея, школы и городской Ратуши. И я уже свыклась с мыслью, что в ближайшие годы никаких трат на себя, потому что все идет на реставрацию.

«Ратуша — это история моего пути»

— В сортавальских пабликах много хайпа на тему реставрации ратуши – как продвигается ремонт и что там будет после открытия. Расскажешь об этом?

— Мы с этим зданием вместе уже семь лет. С сентября 2015 года началась наше с ним близкое знакомство, немного позже — первоначальный ремонт, затем была открыта новая страница в жизни Ратуши с концертами камерной музыки, потом вновь ремонт, реставрация и все это продолжается и поныне.

Ратуша — уникальный и довольно хорошо сохранившийся памятник архитектуры, в ней все, как было изначально задумано архитектором. Наш первый этап ремонта начинался с интерьеров главного зала, с очистки потолков и стен от старой краски — пятеро ребят полгода буквально не слезали со строительных лесов, это был воистину титанический труд. Потом делали реставрацию карнизов, штукатурили стены, то есть понемногу раскрывали здание изнутри. Наконец, отремонтировали кровлю...

Я очень много времени провожу в Ратуше, я прочувствовала его и делаю все, что могу делать. Мне в этом помогают финские архитекторы, друзья отца, и русские реставраторы из Санкт-Петербурга — художники, скульпторы, декораторы, дизайнеры. Кроме этого, норвежцы, датчане, шведы, с которыми я до недавнего времени находилась в крупном международном проекте по сохранению деревянных зданий.

— Откуда ты берешь деньги на ремонт?

— Сюда идет мой личный доход от использования произведений отца. То есть практически все, что я зарабатываю в музее, отправляю на ремонт и содержание Ратуши. Это база, на которую я могу рассчитывать. Плюс работаю с краудфандинговыми организациями. Мне очень помог, например, фонд Ильи Варламова «Внимание», — вовремя обратив внимание на нашу Ратушу. И результат впечатляет – они смогли собрать значительную сумму средств нам на кровлю. Ну и, наконец, неравнодушные люди, благотворители, которые знают меня лично, мою репутацию и дают деньги в Благотворительный фонд Кронида Гоголева с конкретной пометкой — «на восстановление Ратуши».

Ни копейки бюджетных денег я на Ратушу не получала. Я всегда это подчеркиваю, потому что есть группа «знатоков моих финансов», которые, не подкрепляя свои «знания» фактами, почему-то считают, что меня щедрой рукой одаривает правительство. Нет, это не так.

В любой момент времени меня можно спросить, что сейчас делается в Ратуше, я абсолютно открыта и хочу всех успокоить — ремонт движется. А тем, кто меня подгоняет, отвечу: скорость — это потеря качества.

— А юридическая возможность помощи от государства существует?

— Да, такая возможность есть. Хотя бы вместо того, чтобы тратить безумные деньги на выборы, можно было бы пустить хотя бы часть из них на благое дело, замечу я. Но нет, пока в прекраснодушии и щедрости никто из республики замечен не был.

— Объясни, зачем это все тебе нужно? Ведь ты могла отказаться!

— Могла. И в один отнюдь не прекрасный день могла бы узнать, что Ратуша сгорела, потому что ее уже никто не охранял. Или что она просто сгнила без отопления. В 2013 году отсюда переехала городская библиотека, и памятник архитектуры оказался на опасной грани, после которой, как подсказывает печальный сортавальский опыт, оно могло исчезнуть. Кто-то должен был его спасти… Так что Ратуша — это чисто моя история, история моего пути.

Есть такое понятие как магия здания. Считайте это личным помешательством, но есть дома, которые пропитаны историей, и здание Ратуши именно таково. Его построил Франс Сьёстрём в 1885 году, завершил работы 1 августа и умер в тот же день в возрасте 45 лет.

Здесь работали бургомистры, до 1944 года здесь было сосредоточие городского света, людей-филантропов, общественных деятелей, которые очень многое сделали для Сортавала. В подвале Ратуши я нашла подлинные документы XIX века с печатями Сортавальского магистрата и подписью первого бургомистра Карла Густава Берга, свидетельства о визите в Сортавала Александра I, когда он посетил наш город с визитом, будучи проездом на Валаам. Здание хранит всю эту хорошую память, в нем нет драмы, есть только созидательность.

— Что будет в Ратуше после окончания реставрации?

— Глава Карелии недавно сказал, что сделал бы здесь ЗАГС с одновременной возможностью проведения концертов, но с первой частью его пожелания я категорически не согласна. Брачные церемонии – изредка возможно, но ЗАГСу, как государственному органу, мне кажется, здесь не место. Концерты – да. Тем более, что у этого здания уже есть своя славная концертная история, которая, после завершения реставрации здания, обязательно получит свое развитие. Но я, как владелец и человек, который в этом здании разбирается лучше многих, уверена, что здесь должна быть постоянная экспозиция, которая будет интересна всем – не только гостям города, но и жителям Сортавала. Я бы хотела, чтобы это был музей истории архитектуры города с реконструированным кабинетом бургомистра. Экспозиция о том, как город строился и развивался, с архитектурным макетом Сортавала 1939 года — в самый пик расцвета города перед второй мировой войной. И сейчас я иду к реализации этой идеи – подаю заявки на гранты, пишу детальные экспозиционные планы, собираю предметы в коллекцию, можно сказать – формулирую для себя концепцию будущего музея.

«Я привыкла всё решать сама»

— В Сортавала у тебя создана своя собственная единая городская среда: музей, художественная школа, Ратуша. Как удается всем этим управлять? Тебе кто-то помогает?

— С января 2016 года я нахожусь в свободном плавании и не работаю, как многие люди, с девяти до пяти с перерывом на обед. Я всегда прихожу на работу в выходные, причем бываю там допоздна. Для меня это лучшие дни для сосредоточенной работы. Прийти в два часа дня и уйти в десять вечера, поработать в фондах до четырех утра — для меня это нормально.

У меня везде хорошие коллективы и есть две замечательные помощницы, Елена и Татьяна, которые уже многие годы ведут школу и благотворительный фонд. За это им низкий поклон, они очень облегчают мою жизнь. Ну а генератор идей – это я сама, конечно. Я привыкла все решать сама.

— Лет через десять каким ты видишь свое культурное пространство?

— Музей я вижу с абсолютно перестроенной экспозицией, но на этом же месте в этих же стенах. Я вижу его таким же популярным и успешным у зрительской аудитории. Это было важно для отца и, конечно, это важно для меня.

Школу хотелось бы видеть в состоянии неизменности и хорошей стабильности, без каких-то реформаторских историй с переменой финансирования.

Ну и, наконец, Ратушу я вижу полностью отреставрированной. И если в музее Кронида Гоголева на первом месте все-таки художник, а я стою где-то рядом с отцом, и как хранитель, показываю его работы, то Ратуша – это уже что-то абсолютно мое. Идеи, которые рождаются в моей голове, я воплощаю в эскизах, экспозиционных планах, текстах, и когда все это будет явлено зрителю – вот тогда начнется именно мой рассказ, про Марию Гоголеву.

Беседовала Наталья Захарчук

И как всегда селфи на память.