(г. Ростов-на-Дону. E-mail: berlg@yandex.ru);

БОНДАРЕВ Виталий Александрович — профессор кафедры истории и культурологии Донского государственного технического университета, доктор исторических наук (г. Ростов-на-Дону. E-mail: vitalijj-bondarev27@rambler.ru).

Коллаборационизм граждан СССР в годы фашистского нашествия на нашу страну — одна из острых дискуссионных тем. Ему посвящено значительное количество опубликованных научных работ1. Но ряд аспектов сотрудничества советских граждан с фашистами исследован недостаточно. Требуется дальнейшее его изучение, поскольку полнота знаний об этом сложном явлении позволяет препятствовать фальсификациям, манипуляциям общественным сознанием и отстаивать историческую правду о Великой Отечественной войне.

Авторы этих строк представляют читателям журнала результаты исследования одной из форм коллаборационизма граждан СССР на захваченной фашистами донской земле — службы во вспомогательной полиции. Ростовская область с октября 1941 года была оккупирована гитлеровцами частично (Таганрог и прилегающая территория), летом 1942 года — почти полностью за исключением части Верхнедонского и Вёшенского (ныне — Шолоховского) районов, освобождена от оккупантов к исходу лета 1943 года. Ростов-на-Дону враг оккупировал 21 ноября 1941 года. 29 ноября того же года его освободили войска Красной армии при содействии ростовских ополченцев и партизан. Вторично наши войска оставили областной центр 24 июля 1942 года. Освободили — 14 февраля 1943 года. Таким образом, большинство районов Ростовской области были оккупированы около или свыше полугода, Таганрог — 680 дней, что позволило фашистам создать из предателей формирования вспомогательной полиции. О ней в архивах сохранился значительный массив документов.

Как отметил кандидат исторических наук С.И. Дробязко, ряд германских военных и политиков считали, что победа над СССР «невозможна, если не перевести войну в политическое русло и не выбить из рук Сталина козырь» Отечественной войны. «Для успешного решения этих задач требовались перемены в политическом курсе нацистского руководства по отношению к народам, населявшим Советский Союз, и активное привлечение на свою сторону… советских граждан»2. Провал блицкрига заставил руководство нацистской Германии более благосклонно отнестись к коллаборационистам и стимулировал их использование в органах оккупационной администрации, войсках вермахта, СС и т.д. В число пособников врага входили служащие вспомогательной полиции, как их именовали в народе — полицаи. Её формировали в основном из местных жителей. К слову, в документах оккупационной администрации некоторых районов Ростовской области вместо наименования «вспомогательная полиция» встречаются названия «милиция» или «вспомогательная милиция»3. Вероятно, это были проявления инерции лексики или попытки сыграть на стереотипах восприятия населения, чтобы вызвать подменой названий благоприятное отношение местных жителей к полицаям — пособникам оккупантов.

Изученные нами документы подтверждают мнение исследователей о том, что вспомогательную полицию на оккупированной территории СССР гитлеровцы «формировали принципиально иначе, чем в захваченных немецкими войсками странах Западной Европы, в которых оккупанты привлекали на службу сотрудников местных правоохранительных органов. В СССР сотрудники органов НКВД боролись с врагом в рядах Красной Армии, подполье и партизанских отрядах»4. Поэтому полицаями становились ранее не служившие в советских правоохранительных структурах (хотя бывали и исключения).

Силы полицаев были сосредоточены в городах и крупных сельских населённых пунктах — райцентрах. «Захватывая территорию Ростовской области, немецко-фашистские войска немедленно приступали к установлению оккупационного режима и формированию органов местного самоуправления... Одновременно проводилось формирование русской вспомогательной полиции»5. Её городское управление, сформированное гитлеровской зондеркомандой 10-а (10А) в Ростове-на-Дону в августе 1942 года, состояло из отделов: политического, криминального, общего, строевого, финансового и снабжения. Работой политотдела руководила зондеркоманда гестапо 6 Ц (оперативная команда 6, входившая в оперативную группу Ц полиции безопасности и СД). В неё входили около 30 солдат-эсэсовцев, охранявших здание, в котором она размещалась, и проводивших карательные акции в городах и районах области, а также обслуживающий персонал — примерно 40 изменников Родины. Политотдел занимался выявлением, арестом и следствием по делам коммунистов, партизан, евреев, советских активистов, лиц, имевших отношение к органам НКВД и милиции, проявлявших антифашистские настроения, и т.д. В областном центре были сформированы и 9 участковых управлений полиции, деятельность которых также контролировала зондеркоманда 6 Ц. Всего в Ростове-на-Дону насчитывалось около 700 полицаев6. В каждом сельском райцентре — несколько десятков и подразделения оккупантов. В хуторах оккупированных районов — по 1—4 полицая, примерно столько же, сколько в аналогичных населённых пунктах других оккупированных территорий РСФСР7. Сил сельских полицаев хватало для контроля стариков, женщин и детей, не способных к активному сопротивлению захватчикам, но в подавляющем большинстве не принявших фашистский «новый порядок» и пассивно сопротивлявшихся врагу.

Оккупанты вооружали вспомогательную полицию по минимуму. Так, в сентябре 1942 года на 47 полицаев Глубокинского района приходились 42 винтовки, 3 автомата, 4 револьвера, патронов к ним, соответственно, 420 (по 20 на винтовку), 213 и 288.

Причины, толкавшие жителей Ростовской области на службу врагу, в т.ч. в полицаи, были разнообразны. В её оккупированных районах, как и на других захваченных врагом территориях СССР и во всех странах, подвергшихся фашистскому нашествию, находились безыдейные приспособленцы, готовые служить любой, в т.ч. оккупационной власти в обмен на материальные блага. Других полицаев толкнул на предательство расчёт на победу Германии и успешную карьеру при «новом порядке». Третьих — боязнь стать жертвой гитлеровских репрессий, страх за себя и свою семью.

Среди мотивов коллаборационизма на Дону и других оккупированных фашистами советских территориях были и политические. Предателями становились те, кто после Октябрьской революции лишился богатств и крупной собственности, в годы Гражданской войны участвовал в антисоветском подполье и воевал против советской власти, мечтал о её свержении и восстановлении дореволюционных порядков. Это подтверждает анализ социального обличья местных коллаборационистов, проведённый в Ростове-на-Дону в 1943 году, вскоре после его освобождения, органами Наркомата внутренних дел. Он показал: «В деятельности созданных немцами учреждений местной администрации принимали участие, как правило, антисоветски настроенная интеллигенция... “бывшие люди” из дворян, кулаков и белогвардейцев... Яркое представление о социально-политической физиономии контингентов населения, принимавших участие в деятельности созданных немцами учреждений, дают захваченные личные дела руководящего состава ростовского городского бургомистерства. За малым исключением, это всё лица, привлекавшиеся в прошлом органами НКВД за контрреволюционные преступления, в анкетах и автобиографиях бравирующие своим контрреволюционным прошлым, высказывающие свою ненависть к большевикам и пресмыкающиеся перед оккупантами»9.

Изученные нами автобиографии коллаборационистов из вспомогательной полиции показывают: часть полицаев, причём наиболее активных, стала сотрудничать с гитлеровцами, потому что считала себя обиженной советской властью, пострадала от массовых репрессий 1930-х годов, раскулачивания в ходе коллективизации и была против колхозов. Анализ автобиографий подтвердил мнение исследователей о том, что число ставших коллаборационистами по политическим мотивам было не слишком значительным10. Большинство пособников фашистов пошли на службу врагу по иным причинам.

Обобщение данных автобиографий сельских полицаев позволило составить их этносоциальный портрет. Так, в Тарасовском районе Ростовской области большинство служащих вспомогательной полиции составляли крестьяне и казаки зрелого возраста, владевшие до коллективизации собственными хозяйствами. Из 19 полицаев в шести хуторах района (Садки, Зеленовка, Чеботовка, Мосты, Власовка и Логи) только один родился в 1915 году. Ему в «год великого перелома» (1929-й) было 14 лет, в 1941 году — 26. Все остальные (94,7 проц.) родились в 1885—1912 гг., к началу войны им исполнилось от 29 до 56 лет. Все были местными. На вопрос о социальном происхождении подавляющее большинство ответили: родился в «семье крестьянина-казака». Лишь один происходил из мещан. Род деятельности почти всех — крестьяне (хлеборобы). Только двое назвали иные профессии — маляр и шофёр11.

Часть полицаев Тарасовского района в годы Гражданской войны сражалась в составе белой Донской армии12, активно сопротивлялась коллективизации и подверглась репрессиям. Один из них написал, что в 1929 году он «за ведение антисоветской пропаганды был арестован НКВД и до суда три месяца сидел в Миллеровской тюрьме (в г. Миллерово Ростовской обл. — Прим. авт.). Потом был осуждён тройкой по ст. 58, п. 11 на 5 лет ссылки на Север»13.

Будущие полицаи, которые не решились активно сопротивляться коллективизации, но не желали вступить в колхоз, ушли в город или устроились чернорабочими на песчаный карьер либо рудник. Некоторые окончили курсы трактористов и вернулись в деревню в новом качестве14. С началом войны многие из них были призваны в Красную армию, дезертировали или перешли к врагу. Один указал в автобиографии, что «был призван в РККА, но при первой возможности сдался в плен», затем вернулся в родное село и стал полицаем15.

Аналогичным был состав вспомогательной полиции в других районах. Архивные документы позволили проанализировать его в 26 населённых пунктах (25 хуторов и зерносовхоз) соседнего с Тарасовским Глубокинского района Ростовской области16. 15 сентября 1942 года там насчитывалось 47 полицаев. Из них 26 (55,3 проц.) от 30 лет и старше (в том числе 7 от 40 до 50 лет и столько же 35—39-летних, 12 от 30 до 36 лет), 11 (23,4 проц.) 26—29 лет и 10 (21,3 проц.) 18—25-летних. 41 (87,2 проц.) родился в Глубокинском районе, 3 (6,4 проц.) — в других районах Ростовской области, ещё трое (6,4 проц.) — в других областях (Курской, Киевской, Черниговской). В автобиографиях назвали себя: 39 (83 проц.) — казаками, 7 (14,9 проц.) — русскими, один (2,1 проц.) — украинцем. По характеру трудовой деятельности: 15 — хлеборобами, 12 — колхозниками, 3 — кузнецами и столько же трактористами, 2 — агротехниками, ещё двое — рабочими, по одному — комбайнёром, шофёром, машинистом, токарем, слесарем, крепильщиком, осмотрщиком, учётчиком, продавцом, кучером. Свыше двух третей до войны трудились в колхозах или были единоличниками. То, что на Дону, как и в стране в целом, численность единоличников была очень небольшой, позволяет сделать вывод: часть полицаев из колхозников, чтобы откреститься от этого социально-профессионального статуса, из-за недобрых чувств к колхозам или в угоду хозяевам-фашистам назвала себя хлеборобами.

Возрастной состав свидетельствует: взгляды большинства полицаев сформировались до массовой коллективизации. У молодёжи, выросшей в условиях колхозной системы, было гораздо меньше поводов для недовольства действительностью, чем у их отцов и дедов. Молодые сельские жители ценили плюсы того общественного устройства, которое сложилось по итогам «великого перелома». Подавляющее большинство (71,4 проц.) молодых полицаев, родившихся в 1920-е годы, приобрели профессии, не связанные с сельхозпроизводством или возвышавшие их над многими рядовыми колхозниками, — квалифицированных рабочих (кузнец, токарь, слесарь, машинист, осмотрщик) и земледельцев (агротехник), работников колхозной администрации (учётчик) и наиболее популярные у сельской молодёжи специальности механизаторов (тракторист, комбайнёр, шофёр). Эти изменения были результатами коллективизации, усилившей социальную мобильность деревенских жителей и предоставившей молодёжи массу новых возможностей. Поэтому у молодых крестьян, как, впрочем, и у молодых горожан, не было причин для конфликта с советской властью. Более того, в некоторых семьях селян оккупация вскрыла противоречия интересов, взглядов и вызвала разлом, подобный возникавшему в период Гражданской войны, когда самые близкие родственники оказывались по разные стороны «баррикад». Например, в Заветинском районе Ростовской области глава семейства Рыбалкиных сотрудничал с оккупантами и ушёл с ними при отступлении фашистов, а его сын с первых дней войны сражался с врагом в рядах Красной армии. Один из братьев Шевченко-Солодуновых из того же района защищал Отечество на фронте, другой работал бригадиром в колхозе им. Тельмана, а их отец стал пособником гитлеровцев и бежал вместе с ними, когда Красная армия выбивала оккупантов с Дона17. 50 глав крестьянских семей ушли вместе с немцами из Зимовниковского района, не менее 20 из Базковского района18.

Часть полицаев, которых побудила к службе захватчикам обида на советскую власть, воспользовались оккупацией, чтобы отомстить за пережитое во время раскулачивания и репрессий. В их числе был казак станицы Гниловской (ныне Железнодорожный район Ростова-на-Дону) И.И. Вернигоров, в феврале 1930 года раскулаченный и отправленный в ссылку, по пути в которую его грудной ребёнок замёрз, жена сошла с ума. По свидетельствам очевидцев во время оккупации Вернигоров явился в родную станицу «в немецкой форме с повязкой полицая», нашёл и расстрелял бывших членов совета по раскулачиванию, объяснив расправу: «Мне не нужен ни Гитлер, ни Сталин, я отомстил за жену и дитя»19.

Преобладание среди донских полицаев выходцев из бывшего казачьего сословия объясняется, во-первых, тем, что в Ростовской области казаки составляли значительную часть населения. Например, в Тарасовском районе к концу 1942 года, по данным оккупантов, проживали около 40 тыс. человек, в т.ч. свыше 24,2 тыс. казаков, 14,4 тыс. русских, около одной тысячи украинцев, чуть более 150 немцев и представителей других национальностей20. Во-вторых, влиянием политики оккупационной администрации. Стремясь добиться раздрая между народами Советского Союза, межнациональной вражды и натравить другие народы на русских, гитлеровцы возлагали особые надежды на казаков, украинцев, народы Кавказа и заигрывали с ними, чтобы вызвать положительное отношение к оккупационному «новому порядку» и завлечь как можно больше представителей этих народов в ряды коллаборационистов.

Хотя во второй половине 1930-х годов советское правительство инициировало политическую кампанию, именуемую в научной литературе кампанией «за советское казачество», в рамках которой активно подчёркивалось, что казаки — полноправные члены советского общества, их самобытную культуру стали широко пропагандировать, казачество активно поддержало отмену в 1936 году ограничений в отношении службы казаков в Красной армии, 5 кавалерийских дивизий получили статус казачьих, на Дону и Северном Кавказе были созданы территориальные казачьи кавалерийские дивизии, среди прочих в 1937 году сформирована Сводная кавалерийская дивизия в составе Донского, Кубанского, Терско-Ставропольского казачьих полков и полка из горцев, восстановлено в быту и в регулярных казачьих частях ношение формы одежды, во многом совпадавшей с исторической21, всё же сравнительно небольшая часть казаков занимала антисоветскую позицию. Они были готовы поддержать агрессора22, рассчитывая, что гитлеровская Германия уничтожит на оккупированных территориях советскую власть и вернёт дореволюционные порядки. А фашисты использовали антисоветски настроенных казаков в своих интересах, вовлекали в ряды вспомогательной полиции. Некоторых поставили во главе её подразделений. Например, вспомогательную полицию в городе Шахты возглавил В.В. Гуров из раскулаченных казаков23. Кроме того, органы оккупационной администрации активно призывали казаков вступать в войска вермахта и СС, возлагая на местное население обязанность снарядить и вооружить каждого предателя. В ноябре 1942 года шеф-комендант Раздорского района Ростовской области приказал старостам сельских управ: «Обязываю каждого старосту посодействовать каждому казаку обмундироваться, снабдиться шашкой, лошадью, ружьём и другими видами обмундирования. Каждый казак должен захватить с собой постельную принадлежность, ложку, кружку, котелок, провианта на четверо суток и одну пару запасного белья»24. Сборным пунктом этих добровольных предателей был назначен Новочеркасск, где они должны были принести присягу на верность А. Гитлеру25. Кроме того, коллаборационисты из казаков устраивали дополнительные действа. Например, в городе Каменск Ростовской области, как вспоминала его жительница В.С. Титаренко, дали клятву сражаться против советской власти в Христорождественском храме под руководством священника26.

Изучение архивных документов заставило усомниться в том, что в оккупированных казачьих районах Дона все полицаи, назвавшиеся казаками, были ими. Фамилии ряда таких полицаев выдают не южнорусское и не казачье происхождение. Видно, коллаборационисты, не имевшие отношения к казакам, называли себя ими, так как знали о благоволении оккупационной администрации и командования вермахта к предателям из казачества и вводили гитлеровцев в заблуждение, чтобы добиться их расположения и преференций. Присваивали и другие национальности. Один из полицаев Глубокинского района, русский, ранее проживавший в ауле Датых Чечено-Ингушской АССР, называл себя «русским чеченцем», чтобы получить преимущества «при назначении на административные должности»27.

О том, что многие коллаборационисты, вступая в ряды вспомогательной полиции и формирований вермахта, безосновательно причисляли себя к казакам с целью получения выгод, писал находившийся в Советском Союзе во время Великой Отечественной войны британский журналист, корреспондент газеты «The Sunday Times» и радиокомпании ВВС (Би-би-си) А. Верт. Он констатировал: на Кубани нацистам удалось привлечь в свои военные и полицейские формирования до 20 тыс. казаков, многие из которых были «псевдоказаками», «выдавали себя за казаков»28. По данным С.И. Дробязко, из 25 тыс. личного состава казачьих формирований, воевавших на стороне немцев к апрелю 1943 года, примерно половина (12—13 тыс.) «не принадлежала ни к бывшему казачьему сословию, ни к казачьим частям Красной армии и называла себя казаками лишь для того, чтобы как-нибудь вырваться из лагерей военнопленных и тем самым спасти свою жизнь»29.

За службу оккупантам полицаи получали весомый паёк и денежное жалованье. В Морозовском районе Ростовской области старшему полицейскому выдавали по 600 г хлеба на день и неограниченное количество овощей, а также на каждого его ребёнка суточный хлебный паёк — 300 г30. В Глубокинском районе за первую половину ноября 1942 года 41 полицай получил 12 168 рублей, из них зарплаты — 4712 рублей, кормовые — 2736 рублей, выплаты на семьи — 4720 рублей. В среднем на каждого полицая приходилось по 296,78 рублей. Большинство получили примерно такую сумму, но одному начислили 575 рублей, ещё одному 425 рублей, двоим по 337,5 рублей, трём, соответственно, 200, 144 и 75 рублей31. На оккупированных территориях Дона, Кубани, Ставрополья в среднем месячное жалованье старшего полицейского составляло 500 рублей, рядового — 275 рублей32.

Кроме того, многие полицаи занимались грабежами, именовавшимися в документах оккупационной администрации «самоснабжением за счёт населения»33. Возможность грабежей была одной из главных причин их вступления в ряды коллаборационистов. Гитлеровцы знали об этом и обычно закрывали глаза на грабежи, но чрезмерно распоясываться полицаям не позволяли, так как это усиливало антигерманские настроения, изредка применяли к слишком ненасытным грабителям-«самоснабженцам» различные меры. В датированной 30 декабря 1942 года характеристике инспекторов полиции сельских управ Чеботовского района указывалось, что многие из них «благонадёжны», а инспектора Митякинской сельской управы, который особенно активно грабил население, решили заменить34.

В число задач вспомогательной полиции входили поддержание порядка в оккупированных городах и селениях, проверка документов местных жителей, задержание и доставка в немецкие комендатуры подозрительных, участие в карательных акциях против мирного населения, борьба с подпольщиками и партизанами35. Самостоятельно противостоять партизанам сельские полицаи не могли, но составляли и передавали врагу списки советских активистов и всех «неблагонадёжных», подозревавшихся в просоветских настроениях, участвовали в арестах, расправах и карательных акциях, вынюхивали и доносили. В Мигулинском районе полицай Ф. Деревянкин выдал оккупантам связную партизанского отряда «Донской казак» 19-летнюю казачку Е.А. Мирошникову, которую фашисты после восьмидневных жестоких пыток казнили36.

О том, чем занимались сельские полицаи, даёт представление отчёт начальника вспомогательной полиции сформированного в период оккупации Чеботовского района. 30 октября 1942 года он докладывал старшине районной управы, что «всё огнестрельное оружие и военное имущество у мирного населения изъято и передано немецкой, румынской, итальянской комендатуре», «охрана немецких и союзных войск в районе проводится», «появления партизанщины и банд в районе нет», «подозрительные лица» в районе Можаевской сельской управы «преследуются». В заключение предложил «выслать всех военнопленных» в глубь оккупированной территории «для обеспечения безопасности тыла и охраны немецко-союзных войск»37.

Полицаи привлекались к выполнению и других задач, в том числе хозяйственных и грабежей местного населения оккупантами, сбору тёплой одежды для вермахта и войск союзников Германии38. В начале августа 1942 года начальник Чертковской районной управы издал «обязательное постановление» об охране лесов и насаждений, наблюдение за выполнением которого возлагалось на лесную охрану и вспомогательную полицию39. В сентябре 1942 года начальник полевой жандармерии посёлка Глубокий (центра Глубокинского района Ростовской обл.) поручил начальнику полиции проверить, исполнил ли староста села Гусева ранее отданный ему приказ починить повреждённый мост40. А староста хутора Урывский в начале октября 1942 года получил от Глубокинской районной полиции указание: «Немедленно примите меры к охране скота вашей общины, так как он без надзора. Фамилию виновного в халатности по уходу за скотом сообщите нам»41.

Архивные документы подтверждают мнение исследователей о том, что «полицейские органы и службы сыграли важную роль в установлении и поддержании немецкого “нового порядка” на оккупированных территориях Северного Кавказа»42. Но полиция из местных предателей была именно вспомогательной, не могла противостоять партизанским формированиям. Для этого полицаям не хватало ни численности, ни морального духа. Решающую роль играли гитлеровцы. Наряду с оккупационной администрацией и её карательными органами в уничтожении мирного гражданского населения и борьбе с партизанами участвовали охранные дивизии и другие формирования вермахта и СС43, используя подручных из местных коллаборационистов.

По данным немецких источников, обнародованным доктором исторических наук, профессором М.И. Семирягой, на оккупированной территории СССР общая численность немецкой полиции порядка составляла 29 230 человек, вспомогательной полиции — 60 421 человек44. С.И. Дробязко оценил общую численность советских граждан, служивших во вспомогательной полиции в 1943 году, приблизительно в 60—70 тыс.45

В архивных и других источниках не удалось найти информации об общем количестве жителей Ростовской области, ставших коллаборационистами во время фашистского нашествия на нашу страну. Приблизительная оценка по сведениям о них на временно оккупированных территориях Юга России подсказывает: на Дону пособников оккупантов было, очевидно, не больше, чем на Кубани, где число бургомистров, старост, полицаев, шпионов и прочих прихвостней оккупантов46 составляло 0,07 проц. сельских жителей (без учёта горожан)47. Боровшихся с врагом уроженцев донской земли, в том числе казаков, достигших совершеннолетия до установления на Дону советской власти и коллективизации, было несравненно больше. На фронт из Ростовской области в 1941—1945 гг. ушли более 700 тыс. человек48. В развернувшемся по всей стране с началом войны массовом добровольческом движении примерами для земляков на Дону стали донцы-добровольцы старших возрастов. Такие, как 52-летний казак, полный Георгиевский кавалер, участник Первой мировой и Гражданской войн К.И. Недорубов, который одним из первых донцов за подвиги в боях с фашистами был удостоен звания Героя Советского Союза49. Несмотря на то, что донские природно-географические условия (равнинный ландшафт и отсутствие лесов) сильно затрудняли развитие партизанского движения, с оккупантами в Ростовской области активно боролись тысячи партизан и подпольщиков, действовали 167 партизанских отрядов, подпольных организаций и других патриотических групп50.

Злодеяния оккупантов и коллаборационистов на Дону чудовищны, жертвы огромны. По данным Ростовского областного управления народно-хозяйственного учёта населения — переписи 1939 года, в области проживали 2 894 038 человек, а после изгнания оккупантов остались 1,292 млн51. Раздельно подсчитать число жертв коллаборационистов и оккупантов невозможно, потому что палачи-предатели уничтожали мирное население вместе со своими фашистскими хозяевами, под их руководством. Захватчики «через свои карательные органы и созданную ими из предателей и изменников Родины русскую вспомогательную полицию организовали жесточайший террор по отношению к коммунистам, комсомольцам, лицам, проявлявшим “нелояльное” отношение к захватчикам… патриотические чувства к Советскому Союзу»52, заподозренных в связи с партизанами и других. За 205 суток второй оккупации областного центра были угнаны на принудительные работы 53 тыс. ростовчан, расстреляны около 40 тыс.53 11 и 12 августа 1942 года военнослужащие зондеркоманды СС 10А, полиции и СД вывезли в район посёлка Змиёвская Балка и затем расстреляли не менее 27 тыс. мирных жителей. В городе Шахты убили не менее 3500, на территории Грузиновского сельсовета Морозовского района — не менее 427 и 72 пионера54. А перед бегством из Ростова-на-Дону оккупанты и их пособники расстреляли, замучили и повесили до 2000 человек. По спискам, составленным старостами, полицаи свезли в городскую тюрьму свыше тысячи ростовчан. В их уничтожении по приказу начальника зондеркоманды 6 Ц участвовали палачи-коллаборационисты. В день освобождения города войсками Красной армии в тюрьме обнаружили 1154 трупа, из них 55 несовершеннолетних и 122 женщины55. Возле города Миллерово Ростовской области в немецком пересыльном лагере уничтожили более 40 тыс. мирных жителей и военнопленных56. Оккупанты и коллаборационисты совершили на донской земле и множество других кровавых злодеяний.

Предателей — убийц мирных ростовчан в Змиёвской балке в июле 1943 года осудили и публично вздёрнули на виселице на главной площади Краснодара. Участников бойни в ростовской тюрьме и убийств мирных шахтинцев разыскивали и судили после войны. Последним из пойманных суд вынес приговор в 1982 году57. И расследование преступлений продолжается. В апреле 2020 года Следственный комитет РФ сообщил, что в его Главном следственном управлении по результатам процессуальной проверки и изучения архивных материалов о массовых убийствах мирных граждан на оккупированной врагом территории Ростовской области возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного статьёй 357 УК РФ (геноцид)58.

В конце прошлого года СМИ сообщили: в зловещей Миллеровской яме (долине смерти), где 80 лет назад располагался фашистский пересыльный лагерь, только в одной братской могиле обнаружили останки сотен жертв, включая малолетних детей. Среди «надзирателей и расстрельных команд были и те, кто ещё недавно казался своим и по-соседски улыбался при встрече на мирных улицах. После освобождения Миллерово полицаев судил военный трибунал. Это был геноцид... Потому в Ростовской области помимо поисковиков сейчас работают следователи... Подлинный масштаб трагедии пока неясен, но из ямы уже подняли останки почти 250 человек. И это только одна яма, неподалёку ещё два захоронения. А во всей Ростовской области таких военных захоронений местных жителей до сорока. Так что следователям и поисковикам придётся работать здесь долго»59.

Счёт жертв фашистов и коллаборационистов не окончен. Результаты расследования их злодеяний правоохранителями помогут историкам расширить горизонты научного анализа коллаборационизма в нашей стране во время фашистского нашествия.

Изучение архивных и других документов привело нас к заключению: в Ростовской области наиболее активно выступали на стороне оккупантов полицаи, которые родились в конце XIX — начале XX века, участвовали в антисоветских формированиях во время Гражданской войны, не приняли советскую власть, коллективизацию и надеялись, что война Германии против СССР и фашистская оккупация приведут к восстановлению досоветских порядков на Дону. Полицаи были соучастниками чудовищных злодеяний захватчиков, играли заметную роль в поддержании оккупационного режима, контроле населения и карательных акциях. Но общее число коллаборационистов во вспомогательной полиции, оккупационных администрациях и прочих пособников нацистов на Дону было несравненно меньше общей численности её населения и уроженцев донской земли, воевавших против фашистов. Архивные и другие источники убедительно опровергают измышления фальсификаторов о массовой поддержке оккупационного режима советскими гражданами. Подавляющее большинство жителей Ростовской области, как и других оккупированных врагом территорий нашей страны, не приняли фашистский «новый порядок». Способные носить оружие сражались с захватчиками на фронте и в партизанских отрядах. Не способные активно сопротивляться врагу мирные граждане, женщины, старики и дети на оккупированных территориях оказывали фашистам пассивное сопротивление, рискуя своими жизнями, укрывали и выхаживали раненых красноармейцев, поддерживали партизан и подпольщиков. Уроженцы донской земли внесли достойный вклад в Великую Победу над фашизмом.

__________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См. например: Семиряга М.И. Коллаборационизм: природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000; Кирсанов Н.А., Дробязко С.И. Великая Отечественная война 1941—1945 гг.: национальные и добровольческие формирования по разные стороны фронта // Отечественная история. 2001. № 6. С. 60—76; Кудряшов С. Предатели, «освободители» или жертвы войны?: советский коллаборационизм (1941—1942) // Свободная мысль. 1993. № 14. С. 84—98; Соколов Б.В. Оккупация: правда и мифы. М., 2002; Линец С.И. Северный Кавказ накануне и в период немецко-фашистской оккупации: состояние и особенности развития (июль 1942 — октябрь 1943 гг.). Ростов-на-Дону, 2003; Дробязко С.И. Под знамёнами врага: антисоветские формирования в составе германских вооружённых сил. 1941—1945 гг. М.: Эксмо, 2004; Крикунов П. Казаки: между Гитлером и Сталиным. М., 2005; Брычков А.С., Карпеко В.П. Коллаборационизм: причины, признаки и определения // Воен.-истор. журнал. 2019. № 6. С. 34—42; Кикнадзе В.Г. Без срока давности: преступления нацистской Германии, её союзников и пособников против гражданского населения и военнопленных на оккупированной территории СССР // Вопросы истории. 2020. № 5. С. 16—41.

2 Дробязко С.И. Под знамёнами врага. С. 36, 37.

3 Центр хранения архивных документов в г. Шахты Ростовской обл. (ЦХАД г. Шахты). Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 1. Л. 39.

4 Богданов С.В., Остапюк В.Г., Маслов В.А. Агентура немецких спецслужб и коллаборационистские органы на юге и юго-востоке Курской области в 1941—1943 гг. // Воен.-истор. журнал. 2020. № 4. С. 57.

5 Из докладной записки УНКВД по Ростовской области №7/17 в Четвёртое управление НКВД СССР об обстановке в городах Ростове-на-Дону и Новочеркасске в период фашистской оккупации. 16 марта 1943 г. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сборник документов в 8 т. Т. 4. Кн. 1: «Секреты операции “Цитадель”» (1 января — 30 июня 1943). М.: Русь, 2003. С. 283. Интернет-ресурс: http://militera.lib.ru.

6 Там же. С. 285.

7 Богданов С.В., Остапюк В.Г., Маслов В.А. Указ. соч. С. 57.

8 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-636. Оп. 1. Д. 1. Л. 48.

9 Из докладной записки УНКВД по Ростовской обл. №7/17... С. 288.

10 Кульков Е.Н., Мягков М.Ю., Ржешевский О.А. Война 1941—1945: факты и документы. М., 2004. С. 230.

11 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-796. Оп. 1. Д. 3. Л. 4—7, 17—32.

12 См.: Донская армия // Большая российская энциклопедия: электронная версия: https://bigenc.ru.

13 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-796. Оп. 1. Д. 3. Л. 6.

14 Там же. Л. 4—7.

15 Там же. Л. 7.

16 Составлено по: ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-636. Оп. 1. Д. 1. Л. 52—56.

17 Государственный архив Ростовской обл. (ГА РО). Ф. Р-3759. Оп. 1. Д. 20. Л. 18, 20, 20 об.

18 Там же. Ф. Р-4219. Оп. 1. Д. 6. Л.13; Д. 16. Л. 99.

19 Довгалёва Г.А. Станица Гниловская в публикациях второй половины XIX — начала XX вв. и в рассказах старожила М.А. Евстратова // Краеведческие записки. Вып. 3. Новочеркасск, 1998. С. 46, 47.

20 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-796. Оп. 1. Д.7. Л. 159, 161, 161 об.

21 Волгин С. Казаки в Великой Отечественной войне // Военное обозрение. 2015. 6 мая. Интернет-ресурс: https://topwar.ru.

22 Павлова Т.А. Отношение казачества Сталинградской области к войне с фашистской Германией и его поведение в условиях немецкой оккупации // Клио. 2004. № 4. С. 191.

23 Забвению не подлежит... Город Шахты Ростовской области в период немецко-фашистской оккупации 1941—1943 гг. / Под общ. ред. В.А. Бондарева, Р.Г. Тикиджьяна. Ростов-на-Дону, 2020. С. 24.

24 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 1. Л. 23.

25 Там же. Ф. Р-797. Оп. 1. Д. 2. Л. 14.

26 Чеботарёв А.Н. Каменск — фронту: хроникально-документальная повесть. М., 1996. С. 110, 111.

27 Соколов Б.В. Указ. соч. С. 6.

28 Верт А. Россия в войне 1941—1945. М., 2003. С. 403.

29 Дробязко С.И. Под знамёнами врага. С. 162, 163.

30 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-795. Оп. 1. Д. 13. Л. 31.

31 Там же. Ф. Р-636. Оп. 1. Д. 1. Л. 72, 73.

32 Бочкарева З.В. Оккупационная политика фашистской Германии на Северном Кавказе. Дисс. … канд. ист. наук. Краснодар, 1992. С. 80.

33 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-636. Оп. 1. Д. 1. Л. 67.

34 Там же.

35 Богданов С.В., Остапюк В.Г., Маслов В.А. Указ. соч. С. 57.

36 Мирошникова Екатерина Александровна // Официальный сайт движения «Бессмертный полк»: https://www.moypolk.ru.

37 ЦХАД г. Шахты. Ф. Р-636. Оп. 1. Д. 1. Л. 65.

38 Там же.

39 Там же. Ф. Р-925. Оп. 1. Д. 1. Л. 82.

40 Там же. Ф. Р-636. Оп. 1. Д. 1. Л. 321.

41 Там же. Л. 19.

42 Линец С.И. Указ. соч. С. 383.

43 Ковтун И.И. Охранные дивизии вермахта: уничтожение гражданского населения и борьба с партизанами // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2014. № 1(5): https://cyberleninka.ru.

44 Семиряга М.И. Указ. соч. С. 460.

45 Дробязко С.И. Под знамёнами врага. С. 196.

46 Линец С.И. Указ. соч. С. 375.

47 Государственный архив Краснодарского края. Ф. Р-1480. Оп. 1. Д. 580. Л. 332.

48 Булатова Е. Война: Ростовская область 1941—1945 гг. // ИА REGNUM. 2020. 30 апреля. Интернет-ресурс: https://regnum.ru.

49 Волгин С. Указ. соч.

50 Ростовская область в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. // Официальный портал правительства Ростовской области: http://old.donland.ru.

51 Булатова Е. Указ. соч.

52 Из докладной записки УНКВД по Ростовской области №7/17… С. 286.

53 Ростов-на-Дону в годы Великой Отечественной войны // Официальный портал правительства Ростовской области: http://old.donland.ru.

54 В СК России возбуждено уголовное дело о массовых убийствах мирного населения на территории Ростовской области в годы ВОВ // Официальный сайт Следственного комитета РФ: https://sledcom.ru.

55 Из докладной записки УНКВД по Ростовской области № 7/17… С. 286.

56 За карательными операциями под Ростовом стояла тайная полевая полиция // РЕН ТВ. 2020. 10 ноября: https://ren.tv.

57 «В коридорах кровь “чвакала”»: как искали палачей Ростова после войны // Аргументы и факты. АиФ на Дону. 2020. 24 марта. https://rostov.aif.ru.

58 Кикнадзе В.Г. Новые признаки геноцида русского народа. Массовое убийство советского мирного населения в Миллеровском районе Ростовской боласти во время Великой Отечественной войны // Наука. Общество. Оборона. 2020. 11 ноября. Интернет-ресурс: https://www.noo-journal.ru.

59 ФСБ рассекретили документы о зверствах украинских карателей в годы Великой Отечественной войны // РИА новости. 2020. 10 ноября. Интернет-ресурс: https://www.ria.ru.

Фото с сайтов: meotyda.ru; pastvu.com; zen.yandex.ru; mywebs.su; kubnews.ru; sibkazak.ru; rostov-gorod.ru