70 причин, чтобы жить, или: «Я просто начала разговаривать с людьми»

Интервью с директором МОО Общество развития продуктивных инициатив – часть проекта Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей».

«Это было начало большой дружбы»

Анна, основное, чем вы занимаетесь сейчас, – это помощь бездомным людям. До этого было много разного – экологическая еда, культурные акции в городском пространстве, пристройство бездомных животных. Вы – координатор проекта «Живая библиотека» и ярмарки волонтерских вакансий «Тепло в тебе», организатор Repair Cafe. И этот список можно продолжить. Это все как-то связано одно с другим или просто одно приходит, другое уходит?

Большинство вещей, которыми я занималась раньше, не требовали каких-то больших ресурсов и сил. Много лет я что-то делала просто в свободное от работы время, – в выходные, по вечерам. 

Долгое время у меня было ощущение, что, вот, я живу в Перми, а тут не так много всего происходит. И если я хочу, чтобы что-то было, мне ничего не мешает взять и сделать это самой. И многие вещи я делала под таким вот девизом. Я не стала себя как-то ограничивать, просто делала то, к чему лежит душа. 

Но, конечно, я слышала много критики по поводу того, что нужно на чем-то сконцентрироваться, чему-то одному нужно посвящать время, как же так можно с одного на другое все время переключаться. 

И в какой-то, наверное, достаточно грустный момент жизни, когда я не очень понимала, чем же я хочу заниматься, со мной встретилась девочка, у которой был  маленький благотворительный магазин, ее звали Наташа. Она сказала: «Я хочу что-нибудь с тобой вместе сделать». Я сказала: «Да, окей». 

Мы стали обсуждать, и поняли, что у нас в городе нет ни одной системно работающей общественной организации, помогающей бездомным людям. Мы обе восхищались работой «Ночлежки», нам хотелось, чтобы было что-то такое же. 

Это в каком году было?

В 2017. Она нашла несколько ресторанов, которые начали бесплатно готовить еду, чтобы мы устраивали ужины для бездомных. Мы выбрали две точки, где ее раздавать. И как-то все начало происходить. На первом этапе от меня нужна была только машина, чтобы я приехала, забрала еду, отвезла. 

А Наташа пару раз съездила на эти раздачи и сказала: «Знаешь, для меня это так морально тяжело. Я, пожалуй, буду теперь помогать удаленно». И я думаю: «Ого…». Мы договорились с ресторанами, пообещали им, у нас уже пул обязательств, нас люди уже ждут. Мы в это уже так ввязались… Какое-то время я просто по инерции продолжала ездить в эти две точки в городе, где мы выдавали питание.

В одиночестве приходилось это делать или уже кто-то помогал тогда?

С нами были еще пара-тройка ребят, которые помогали.

А потом я просто начала разговаривать с людьми, которые к нам приходили на ужины, и мне они понравились: они были классные, интересные, добрые, мне было хорошо с ними, я начала с ними дружить. 

Мне хотелось, чтобы мы не просто кормили людей, а чтобы в этом был еще какой-то смысл, и я начала привозить с собой шахматы и шашки.

В первый раз мне было очень страшно: вот человек, он ночует на улице, у него тяжелая жизнь, он не знает, что с ним сегодня вечером произойдет, а я ему: «Может, в шахматы поиграем?» 

Я долго не решалась. Решилась, наконец, как-то робко достала из машины эти шахматы, а они: «Давай! Да мы тебя сейчас обыграем!» Потом сказали: «Ты вообще больше без шахмат к нам не приезжай». Это было начало большой дружбы.

• 

• 

• 

Мы старались, чтобы с нами ездили медики, юристы, волонтеры, чтобы мы могли как-то еще помогать. Потом пришли студенты из госуниверситета, с отделения соцработы. Им нужно было по учебе сделать короткий рассказ про какую-нибудь гражданскую инициативу в городе. И им так понравилось, что они стали с нами постоянно ездить. 

Это была большая помощь, потому что у нас появились свои специалисты по соцработе, которые могли уже что-то конкретное посоветовать человеку. 

Так вот как-то все начало заворачиваться в клубок, и в какой-то момент мы все уже начали мечтать о своем теплом, комфортном, безопасном месте, где можно спокойно человека консультировать, не думать, где ты с ним следующую встречу на улице назначишь, сможешь ли ты точно в это время и может ли он, не потеряется ли он. Свое уютное гнездышко, в которое человек сможет прийти, где сможет привести себя в порядок перед разговором со специалистом. Так родилась идея «Территории передышки», которую мы в итоге открыли в ноябре 2018 года.

Вы тогда же стали директором НКО?

Да, мы не создавали с нуля организацию. Я с 2014 года работала в МОО Общество развития продуктивных инициатив. В январе 2018 года директор решил покинуть свой пост, и правление выбирало, кто может стать новым руководителем. Я стала директором, и получается, что направление деятельности организации немного под наше новое дело поменяла.

Что было до этого?

Организация работала как ресурсный центр, занималась исследованиями гражданского общества, до этого поддержкой предпринимателей – у нее очень богатая история.

А сейчас она больше на работу именно с бездомными направлена?

Да, получается, так. У нас еще есть чемпионат по решению кейсов управления НКО «Разумеется», совместный с Центром ГРАНИ, Общероссийским гражданским форумом и другими ресурсными центрами страны. Есть направление по работе с волонтерами, мы большую волонтерскую неделю устраиваем раз в год. Ну и в большей степени сейчас это, конечно, «Территория передышки».

Получилось, что сначала вы как волонтер помогали бездомным, – несколько часов в неделю, при этом была работа, связанная с исследованиями, а потом все сошлось в одно?

Угу.

Работа в пандемию

Расскажите о коалиции «Соседи», которая появилась в пандемию, и объединила разные НКО и волонтерские движения. Вы стали координатором этой программы. Это дало какие-то новые ресурсы, возможности?

«Соседи» – это, в каком-то смысле, вынужденная гражданская коалиция. Понятно, что мы все в своих проблемах и сложностях, на которые не хватает времени. Но при этом было чувство, что мы не можем просто проигнорировать то, что происходит, и должны в это как-то вложиться. 

Это был для нас первый опыт совместного планирования дел, распределения ответственности с другими НКО города. До этого мы сталкивались на конференциях, обучениях. Могли друг другу задать какой-то вопрос, совет попросить, и не больше. 

• 

• 

Несмотря на то, что наша организация существует много времени, «Территория передышки» – это молодой проект, и есть много вещей, которым мы можем у коллег поучиться. Разным: и организации фандрайзинга, и работе с партнерами. Не во всем наша работа коалиции супер успешна, но мы многого добились, я думаю.

Вы начали помогать людям в учреждениях – в больницах, интернатах, людям на улице, раздавать продукты всем, кому нужно. Что самое востребованное, самое острое сейчас?

Больше всего острых моментов связано с помощью бездомным. Мы не можем своими ресурсами их полностью закрыть. У нас в государственном приюте уже достаточно долго нет мест, а это практически единственная возможность для человека, оказавшегося на улице, где-то жить. 

Мы выяснили только в пандемию, что в госприюте для трудоспособных людей очень ограниченное питание: их кормят один раз в день, в 7 вечера, выдают 200 грамм еды.

Мы попробовали подключить рестораны и кулинарные школы, чтобы они готовили еду для жильцов приюта. Потому что раньше они куда-то пытались устроиться, хотя бы временно, чтобы зарабатывать на питание, а сейчас их первыми закрыли на карантин, и они остались без всякой работы. Это одна история.

А другая история связана с больницами, потому что регулярно возникают какие-то точечные частные потребности у больниц, которые работают с COVID положительными пациентами. Очень конкретные просьбы: от простыней, тапочек, воды, стаканчиков, до позиционных подушек, грелок и препаратов. Нам очень повезло, потому что у нас очень сильный координатор этого направления в “Соседях”, Маша Баженова, она нашла контакт со всеми больницами так, что они готовы делиться с ней информацией, не переживая о том, что их потом накажет Минздрав. 

• 

• 

• 

• 

• 

А чем, кроме еды, вы можете бездомным сейчас помочь? Я не так давно с Ланой Журкиной разговаривала, она занимается тем, что в хостелы их размещает. К вам, в помещение «Территории передышки», бездомные и сейчас могут прийти?

Да. Мы изначально задумывали «Территорию передышки» как временный кризисный центр, дневной центр. Такой формат работы распространен в Европейских странах и очень мало встречается в России. Мы работаем с 10 до 19 в будние дни, кроме четверга. 

У нас есть душевая, прачечная, чистая одежда, продукты, средства гигиены. Есть соцработники, юристы, психологи. 

Нам в каком-то смысле повезло, когда мы открывались, в городе было два больших отделения государственного приюта — «Центра социальной адаптации», а там часто были свободные места. Проблема была в том, что людям было сложно туда устроиться, они не понимали процедуру. Нужно было сдать три анализа в разных частях города, это было очень тяжело. И они просто бросали все в процессе того, как пытались получить место. И даже если они могли поселиться в приюте, этим чаще всего вся поддержка и ограничивалась: там временное жилье на 3-4 месяца, после этого они как бы ни с чем опять. 

Там не было поддержки с трудоустройством, с восстановлением документов и т.д. И мы себя воспринимали как промежуточное звено, которое поможет человеку устроиться в приют, и будет сопровождать, пока он там живет, с восстановлением нормальной жизни. 

В целом, в рамках этой миссии мы очень успешно работаем, – в приюте больше нет уже мест. А сейчас, когда мы столкнулись еще и с пандемией, мы тоже понемножку размещаем кого-то в хостелах, кому-то помогаем снять съемное жилье, коммуналку оплачиваем, насколько хватает наших возможностей. 

То, что, в отчаянье нас каждый раз вгоняет – это пожилые инвалиды. Их не поселишь в хостел, их нужно обслуживать, у них не оформлена ни инвалидность, ничего, их не возьмут в дом престарелых. И вот это сейчас наша самая главная проблема.

Детские мечты и взрослые дела

Можно сказать, что сейчас вы отчасти возвращаетесь к детской мечте: вы говорили, что была идея работать в движении Врачей без границ. Вы хотели в мединститут поступать в связи с этим. А как получилось, что закончили экономический факультет Вышки?

Сложный вопрос. Я думаю, что просто не очень повезло с таймингом, в том смысле, что, когда я поступала, очень было модно быть экономистом или юристом.  

Было и другое обстоятельство. Когда я училась в десятом классе, у меня умер отец. Для меня это была травматическая история. Чтобы не думать о том, что происходит, я ушла в учебу.

В 10, 11 классах я стала первой в рейтинге школы, потому что для меня было важно просто отключить мозг. 

Когда я пришла в себя – это было уже на втором курсе университета – я подумала: «ничего себе, где я оказалась». Я поступила в Высшую школу экономики, просто потому, что меня туда взяли без экзаменов. Но не жалею, мне кажется, что ВШЭ – это хорошее образование.

А потом, когда закончили, сразу попали в Центр ГРАНИ?

Да.

Как экономист или в другом качестве?

Скорее, как исследователь. Так же, как и в Обществе развития продуктивных инициатив, я параллельно в двух организациях работала.

Сейчас продолжаете заниматься исследовательской работой? Или, в основном, управленческие вещи?

Я продолжаю работать в Центре ГРАНИ как эксперт. Но в большей степени я занимаюсь проектной работой, организацией событий, координацией. В меньшей степени исследовательские вещи, хотя с «Территорией передышки», например, мы сейчас планируем исследование по подсчету количества бездомных в регионе.

• 

• 

• 

• 

Получается, что вы, как пришли работать в некоммерческую организацию, так в этой сфере и остались?

Ну, я уходила на 4, по-моему, года, когда мы делали вместе с коллегами вегетарианский магазин Veganbird в 2012 году. Но мы это тоже воспринимали как некоммерческую образовательную инициативу в большей степени. Я все-таки себя воспринимаю как человека именно некоммерческого сектора.

Что делать с выгоранием

Вы помогали раньше приюту для бездомных животных. Сейчас вы продолжаете что-то делать подобное или, может быть, в планах что-то есть?

Я все еще веган, я не ем животных, но как-то активно не участвую больше ни в каких проектах, связанных с животными.

А почему? Выгорание произошло? Я так понимаю, была достаточно активная работа, связанная с пристройством животных.

Я координировала волонтеров в приюте для собак еще в университете, в течение 2-3 лет. И там точно было выгорание, когда я поняла, сколько времени я уделяю этому всему и как мало результатов вижу. 

В приюте это бесконечный процесс: ты устраиваешь одну собаку, тебе приносят трех. И количество тех, кого еще нужно пристроить, оно бесконечно растет. В возрасте 18 лет у меня не было никакого понимания, как вообще можно менять эту систему. Я просто ездила в приют. 

А потом мне нужно было как-то закончить университет, я полтора месяца сидела дома, чтобы написать диплом, и выключилась из всего этого круговорота щенков.

И в этот момент я поняла, что в мире так много классных, интересных вещей, которые я хотела бы делать, что я похоже не готова отдать всю свою жизнь на щенков.

И когда я закончила с дипломом, я уже придумала, что будет следующим шагом, и через несколько месяцев мы сделали первую бесплатную ярмарку – «ФриМаркет» в Перми. Это был вариант какого-то эмоционального выхода из ситуации.

Ну да, там очевидный положительный результат сразу же.

Но, с другой стороны, знаете, я помню, что у меня были близкие и теплые отношения с директором приюта. И она мне все время говорила: «Ты пока еще маленькая, вот однажды тебе надоест и все, а я-то тут останусь».

И меня так это задевало, это было так обидно, “ну как же, я же всей душой вместе с вами”. А потом это действительно произошло, и наверно это проблема трагичного отношения к выгоранию, которое может быть вполне естественным среди волонтеров, и должно как-то прорабатываться заранее, об этом надо было поговорить.

Да, это большая сложная тема: как надо с волонтерами работать, как их готовить, как нужно выгорание отслеживать и их поддерживать, потому что это естественный процесс… А сейчас у вас в работе с бездомными людьми в этом плане как, легче? 

У меня есть ощущение, что я пока еще не все сделала. У меня есть большая мечта в каком-то виде попробовать внедрить Housing first. Это сейчас самая эффективная европейская система помощи бездомным людям. Пока я не разобралась, как это сделать и насколько это вообще возможно, так что у меня еще много всего впереди.

«Жилье — это именно дом»

А в чем суть системы Housing first, если в двух словах?

Основная проблема человека, который оказался на улице, – это не документы, не зависимость, не трудоустройство, и не связь с родственниками. Основная проблема – это жилье. А жилье – это именно дом. 

И если я, например, думаю про свой дом, каким он должен быть, то ваше представление о доме будет абсолютно другое. И то же самое с любым человеком. 

Часто люди, когда они оказываются в системе приютов, в каких-то домах милосердия, там просто не могут удержаться. Потому что, с одной стороны, там все вокруг: стены, устройство, – все говорит о том, что ты тут временно, это не твое пространство, ты не можешь здесь чувствовать себя в безопасности. С другой стороны, оно тебе не принадлежит, и ты не можешь его как-то под себя декорировать, как тебе нравится. С третьей – здесь нужно быть в какое-то определенное время, по часам, хорошо себя вести, ни с кем не ругаться, несмотря на то, что твой сосед по комнате может тебе не нравиться. 

И получается, что человек никогда не оказывается в ситуации безопасности, которая сказала бы ему: «все хорошо, успокойся, выдохни и начинай настраивать свою жизнь».

Человеку уже и так очень плохо, а ему говорят: «ну, тебе очень плохо, но при этом ты еще должен супер хорошо себя вести». Несмотря на то, что тебе очень плохо, никогда ни капли в рот, и курить тоже запрещено. 

В Европе очень долго смотрели на таких людей, которые вот так вот мигрируют с улицы в приют, из приюта на улицу, с улицы в психиатрическую лечебницу, в тюрьму, еще куда-то. И поняли, что тратится куча ресурсов на то, чтобы содержать их во всех этих учреждениях. Это огромные расходы, а все могло бы решиться, если бы человеку просто дали какое-то собственное место для жизни. 

Они попробовали, и это действительно так сработало. И сейчас это основная система, по которой работают с длительной бездомностью в Европе. 

• 

• 

Людей поселяют просто в арендуемое или муниципальное жилье. У них есть поддержка – специалист, который всегда на связи, может приехать когда нужно, индивидуально приобрести, что нужно. Но человек может и вообще отказаться от поддержки.

Основная задача, чтобы человек не оказался на улице. Без разницы, как он там живет, как он там обустроил свой дом, главное, чтобы не оказался на улице.

В развитых странах человек получает пособие по безработице, оно позволяет ему оплачивать аренду и еду. 

Очень интересно разобраться, как это могло бы работать у нас, потому что я среди наших клиентов могу конкретных людей перечислить, кого бы это точно спасло, кто бы не был сейчас мертв, если бы такая система существовала…

«Иногда ценности значат больше, чем что-то другое»

Скажите, сколько у вас сейчас человек в команде? 

Команда потихонечку растет. Сейчас уже, по-моему, 8.

Это единомышленники или это больше люди, которые выполняют определенные функции?

У нас был очень интересный переход из волонтерского состояния в организацию. Я рассказывала, что было много студентов отделения соцработы. И когда мы получили первый свой грант на открытие дневного центра, уже точно знали, что такое дело будем делать, часть из них попросили: «Расскажи нам шаг за шагом, как у нас все будет происходить». А я ответила: «Я же тоже такого никогда не делала, до меня тут никто такого не делал». 

Неизвестность пугала. Казалось, что мы ввязываемся во что-то новое, о чем мы вообще ничего не знаем. Когда мы уже нашли место, подготовили дневной центр к открытию, практически не осталось людей из той прежней команды. 

• 

• 

У меня был такой высокий эмоциональный накал, я прям очень расстроилась, и высказала все, что у меня было на душе нашим ребятам. И они в ответ: «Ой, действительно, мы же вместе все это придумывали. Да, наверное, нам надо снова вернуться». 

И в результате из прежней волонтерской команды одна девушка стала администратором дневного центра, а другая – специалистом по социальной работе. То есть, два человека из прежней команды 10-15 человек, остались с нами. Сразу мы приняли еще одного специалиста по социальной работе, и вот они у меня самое ядро дневного центра, носители ценностей, я бы сказала. Люди, которые понимают, зачем мы это делаем на 100%. 

Сейчас уже появилось какое-то количество новых людей, которые не были с нами в начале, но мы все равно пытаемся “пропитывать” их важными для нас ценностными вещами. Например, что все люди очень разные, мы не можем их судить по себе. 

Получается, что сейчас у каждого есть какая-то своя функция, которую они выполняют в наших проектах, в днев?