Русские крестьяне вспоминают о жизни при Сталине
Воспоминания Васильевой В.П.
Васильева Валентина Петровна родилась в деревне под Омском в 1928 г. Живет в Подъяково. Рассказ записала Лопатина Наталия в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").
Я, конечно, могу рассказать, про то, что ты, милая, спрашиваешь. Но не заберут ли? Ведь я стану говорить не так, как про то в книгах написано. Про правду жизни мы только промеж собой могли говорить. Да и то… Это сейчас всё можно говорить. Мы привыкли к другому. С начальством или с кем приезжим мы всегда знали, как говорить. Как нужно им, так мы и говорили...
Типичная крестьянская семья до большевистских реформА в колхозе что? Денег не платили! Мне было меньше одиннадцати, а я ходила полоть траву, вязать снопы. Знаешь, как работали? От зари до зари! Рано утром все были уже в поле - и ребятишки, и взрослые. Кто пашет, кто силос закладывает - у всех работа была. Хорошо работали, не то, что сейчас (тяжело вздыхает). Уставали, правда, сильно! Из-за работы нам даже некогда было дружить с парнями. У нас не принято было делать подарки друг другу при ухаживании. Да и что колхозник мог подарить? Нищие мы были! Нищие...
У нас дом большой был - две комнаты. Во дворе - стайка, баня. Баня по-черному топилась. Это когда печка без трубы. Получается, что баня натапливалась не только огнем, но и дымом. Копоти на стенах, конечно, было полно. Но запах в такой бане был не передаваем. В деревне почти у всех бани были. Мебель в доме вся самодельная: буфет, стол, скамейки, диван, 2 кровати с матрацами из соломы. Белья постельного тогда не было, спали одетыми. Кому места на кровати не хватало, тот спал на полу. Одевались в холщевую одежду. Это такая ткань, похожая на мешки. Мама из такого холста нам одежду шила. То, что сошьет, мы долго носили. Постарше мы стали, мама шила нам платьишки из ситцевых мешочков, которые были тарой на заводах в Кемерове. Эти мешочки работники заводов воровали и на базаре продавали, а люди из них одежду шили. Я уже девушкой была, когда мама сшила мне платье из газового материала и выкрасила химическими чернилами. Я в этом платье приду на танцы, а наши ребята говорят: "Москвичка пришла". По тем временам это было такой роскошью! А, в общем-то, мы носили что попало. Купить негде было, да и какие у колхозника деньги?! За свою жизнь я так красивых вещей и не поносила. То купить негде, то денег нет. Обувь - брезентовая: из шахтовых конвейерных лент её шили. Галоши в продаже появились позже. Носили их на босу ногу. Зимой носили фуфайки да пальтишки. Это в Сибири-то! Шубы были у тех, кто побогаче жил, кто с ранешних времен их сумел сохранить. Родители говорили, что до колхозов у всех сибиряков зимой основной одеждой были шубы из овчины. Почти в каждом доме тулупы были, в которые можно было завернуться в санях с ног до головы.
Мне кажется, что всю жизнь мы только и работали. И вспомнить нечего! А питались плохо: травой да всяким подножним кормом. Во время войны я поварихой работала, картошкой, кашей и киселем овсяными питались. Тошнотики ели. Такая гадость! Голодно было всегда - и до войны, и во время неё, и после победы. Когда шли на работу в поле, то еду брали со своего огорода: картошку, огурцы, капусту. На поле для колхозников варили, но этим наесться было нельзя: каши да кисели. За них потом высчитывали из трудодней. Мы всегда полуголодные были. Люди выживали, кто как мог. Собирали отходы, то, что на поле оставалось после урожая. Но тогда закон был, в народе его прозвали "Закон о колосках", который запрещал такой сбор. У нас две женщины взяли отходы в колхозе. Их поймали и дали по три года. За что?! У одной из них было много детей, ее судили и увезли. А другую - оставили отрабатывать в колхозе. Их односельчане жалели. Все же так делали. Но попались они. И наша мама ходила по полям, собирала колоски.
Конвоирование раскулаченныхА как нас налоги давили? Просто ужас! Шерсть отдай, мясо, яйца, молоко - всё отдай. И ничего нам за это не платили. Держали живность в хозяйстве потому что, где какой носок свяжешь, где валенки скатаешь… Выкручивались. Своё имеешь, а пользоваться не смей! От налогов и от колхозов убежать было нельзя. Не было у колхозников паспортов. Наверное, поэтому нам их не выдавали, чтобы мы все не разъехались, не разбежались. Кто бы тогда работал в колхозе? Только после войны молодежь стали отпускать учиться на трактористов, комбайнеров. Да и то не всех желающих, а только того, кого председатель пожелает отправить. Председатель был из приезжих. Малограмотного к нам прислали. Грамотным хорошо было: они могли в конторе работать. О! Это куда лучше, чем на поле работать от зари до зари!
Про Сталина не знаю, что сказать. Когда он умер в 1953 г., люди даже сплакивали. Я когда по радио про его смерть услышала, так прямо жалко стало. Почему, не знаю. Может потому, что работал долго. Может, потому, что наш правитель. А может, - сила привычки. Сейчас можно слышать, что со смертью Сталина было ощущение конца света. У меня этого даже в уме не было. Жалко человека - и все тут. Такие мы, русские.
Вот ты спрашиваешь про самые яркие воспоминания в жизни, а я не знаю что на это сказать. Да какие там воспоминания!… Здоровье мое сегодня отвратительное. Потому, что весь организм изношен. Работали на износ. У нас никто на курорты, сроду, не ездил. Работать нужно было. В отпуска ходили редко, не то, что сейчас. Да и когда они, эти отпуска появились. Уже в совхозе. За отпуск мы предпочитали брать компенсацию и продолжали работать. Да и хозяйство свое, без него не выживешь. Куда от него уедешь? И денег не было на поездки. Обнову бы какую-нибудь справить на отпускные, да и ладно! Эх! Жизнь! Растревожила ты, моя милая, своими расспросами… Живешь, не задумываешься, всё как будто так и надо. А как вспомнишь!… Все время работа, работа, работа и вспомянуть нечего! Когда больше трудились до войны или во время - не знаю. Уйдешь в пять утра и возвращаешься в двенадцатом. Вот и все воспоминания. Не дай Бог такой жизни никому!
Воспоминания Михайловой А.З.
Михайлова Анастасия Захаровна родилась в 1906 г. в Алтайском крае. Живет в д. Балахоновке Кемеровской области. Беседу вела Лопатина Наталия в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").
Я родилась в 1906 г. в Алтайском крае. Жила с матерью. Отец ушёл служить на действительную. Служил семь лет, вернулся, а в 1914-м г. снова ушел. Воевал на германской. Мама держала 2 лошади, 3 коровы, 12 овечек, 12 гусей, 50 курей, 4 свиньи. Сама пахала. У нас было 16 десятин земли. Те, у кого 2-3 коровы, 2-3 лошади - это самые бедняки и считались. Богатые же те, у кого было лошадей 10-15. А кулаками считались уже те, кто держал по 50-70 лошадей, коров, имел заимку (это - как нынешняя дача), работников. Сибиряки - люди крепкие, зажиточные. В соседнем от нас селе Белоглазово, например, не зайдешь в какую-нибудь избеночку. У всех - настоящие дома…
В 1926 г. мы с мужем вошли в коммуну "Завет Ильича". Из таких, как мы, бедняков, она и собралась. А отец мой вошел в неё ещё в 1920 г. В коммуне мы жили хорошо. У нас и школа своя была - 11 классов. Работали с 8 утра до 8 вечера. Придешь домой, а там тебя ждёт баня, ужин, белье, приготовленное техничкой. Скинешь грязное, помоешься, наденешь чистое. У каждой семьи была своя комната в бараке… Но в 1931 г. нашу коммуну разбили и перевели на колхоз. Богатая была коммуна. В коммуну мы пришли сами, а в колхоз - силой: кого задавили налогами, а кого раскулачили. Мы сразу же стали хуже жить. Да и как иначе? Можно ли жить над пропастью?! Скотина подохла. Говорили, что это кулаки напустили на неё порчу. Начальство сразу стало воровать. Надо скотину колхозную кормить, а сена нет. Давай мы за начальством следить. Да, что там следить-то было! Воровал председатель наше сено и продавал. Он был из приезжих. Сено продаст, а скотина сдохнет. И спроса с него нет. Не любили мы его…
Кого пришлют, тот и начальство! К нам прислали из Белоглазово. Он всё сгубил. И скотину, и людей заморил. Тогда много людей с голоду поумирало. Зайдешь, бывало, в наш бывший коммунаровский барак, а там целыми семьями люди лежат, помирают. Мы со вторым мужем не вытерпели. Уехали в 1935 г. На искитимский кирпичный завод подались. Живы, слава Богу, остались! Весь наш колхоз так и разбежался. Но ведь из колхоза уехать было нельзя. Паспортов-то не давали. Можно! Если завербуешься. Завербованным по справке давали паспорт на год. Тогда по деревням ездили вербовщики. Помню, что ни зарплату, ни жилье на новом месте они не обещали. Только работу. Но мы и этому были рады. Лишь бы вырваться. Три года в кабале мы по вербовке отработали. Тяжелая жизнь была! Легкой жизни за свои годы я и не видывала...
Воспоминания Изотовой Д.М.
Изотова Дарья Максимовна родилась в 1909 г. в Минске. Живет в с. Елыкаево Кемеровской области. Рассказ записала Павлова Наталья в марте 1997 г.
Мои родители ещё помнили крепостное право. Когда я родилась, они работали на помещика. Земли в то время для крестьян было очень мало. И нас постоянно настигал голод. Да к тому же случился большой пожар на нашей окраине. Сгорело несколько десятков домов, в том числе, и наш. Поэтому нас там больше ничего не держало. Мы направились в Сибирь. Сначала в Сибирь поехали ходоки смотреть места с хорошей плодородной землей. Присмотрели, вернулись за нами. Батюшка дал нам благословение ехать и основаться на землях Сибири. Это было в 1916 г. Я тогда была ещё совсем маленькой девчушкой. Но помню весь переезд. Мы ехали всей деревней, 12 семей. Приехали в Сибирь летом. Поселились в деревне Ивановке под Новосибирском. Помню, как мы шли пешком 25 км. Лето! Жара! Много было малых деток. Было очень тяжело. Но в то время на дорогах было ещё, слава Богу, спокойно. О революции никто не говорил. А в Сибири и вовсе было глухо. Года через два-три и к нам стали приезжать каторжники. Но мы с ними не общались. Место нам очень понравилось. Здесь было очень много дичи: куропатки, глухари, дикие гуси, утки. Очень много было зайцев. Мы потом их даже и есть не хотели. Пойдешь в лес, насобираешь всяких яиц - ведра три… . А комаров было тоже - до чёрта! Да кусучие такие! Ходили в лес целой толпой, одним - страшно: очень много было волков и змей.
Как только приехали, мужики наши стали пятистенки рубить. Завели, конечно, своё хозяйство. Сначала купили корову. Через три года у каждого хозяина не меньше шести коров стало. Скотины держали много. Деревня была середняцкой. Жили мы не совсем богато, но в достатке. Жили дружно.
В домах стояли русские печи. В них мы пекли, жарили, парили. Сладости для детей были самые разные: плюшки с сахаром, крендельки, ватрушки с лесной ягодой, костяникой, брусникой, грибами. Завтрака, как такового не существовало. А есть садились мы часов в 11, только после того как накормим всю скотину. Садились всей семьей сразу. А если кого-то не было, отец сердился. Обед был самым святым делом. Его готовили вкусно и сытно. После него все шли отдыхать. На ужин была традиция попить чай из боярышника, смородинника с душичкой. Когда садились есть, все обязаны были перекреститься. Первым есть начинал отец, потом дети, а мама - в самую последнюю очередь.
Одевались мы в то, что сами ткали и шили: узорные юбки, рубашки холщовые, бельё для мужчин и женщин. Девчата вышивали такую красоту…! Готовили сами себе приданое. На ногах во время работы носили лапти, а в воскресенье надевали ботиночки до колен, на каблучке. В них хорошо было выплясывать. Обувь покупали на базаре. Жили весело и дружно. Мужики тогда пили только по праздникам. Только по праздникам, даже не по выходным! В школе я не училась. Да какая там школа: некогда было!
Очень рано, в 17 лет, я вышла замуж и жила в семье мужа. Они были тоже, как и мы, середняками. Иван меня очень сильно любил. И я его. Бывало, едем с сенокоса, заберемся на воз, обопремся на локоть и смотрим друг на друга. Люди нас называли близнецами. Мы были с ним, как неразлей-вода. До свадьбы мы с ним дружили три года. Дружили по совести. Домой к друг другу не ходили, не то, что сейчас. Нигде не ночевали, не шарились. Зимой собирались большой компанией у кого-нибудь дома. Девки песни пели и пряли, а парни в карты играли, но не пили и не курили.
Голод тридцатых годов настиг меня уже замужем. Это было страшное время! Работали мы с мужем тогда уже в колхозе. Туда нас загнали силком. Отобрали даже последнюю корову. Ой, сколько я тогда натерпелась и насмотрелась! Страшно вспомнить! Не забирали только кур. Совсем престарелым - оставляли одну корову. Беднякам-то что?! У них ничего не было! Что же им не идти в колхоз добровольно! А крепких хозяев раскулачивали. Самое обидное, что мы наживали своим трудом, а у нас всё отобрали.
РаскулачиваниеЛюди стали пухнуть от голода. От колхоза ничего не получали и не видели. Приедет уполномоченный со своей сворой, всё выгребет, оставит немного зерна на семена, а на еду - ни граммочки! Выручал свой огород. Но работать на нем было некогда. Весь день - в колхозе. С утра - до ночи. На неделю нам выдавали по полбуханки хлеба. В этом проклятом колхозе ничего не видели, кроме как сеять, жать, убирать! Ходили в фуфайках. Нормальное пальто не могли купить. Но зато в магазинах было всё, что душа пожелает. Да вот только у колхозника денег не было. Это - как сейчас! Когда сделали колхозы, начались различные эпидемии: корь, туберкулез. Поумирало очень много людей. А самое страшное было то, что чаще умирали детки, особенно грудные. А что тут мудренного. Ведь родившая женщина обязана была выходить на работу в колхоз через две недели. У меня у самой умерло девять грудных детей… Этот колхоз погубил очень много людей!..
О репрессированных мы, конечно, знали. Но из моих родных таких не было. А вот из знакомых - были. Мы знали, что забирали самых лучших мужиков, работящих! Забирали тех, кто хорошо работал и до войны, и после. Мы знали также, что давление шло на молодых. Те боялись и наговаривали на других. Поэтому нам старики всё время наказывали, чтобы мы не распускали языки и не говорили лишнего. К "врагам народа" люди относились хорошо. Они знали, что те никаким врагами не были. Врагами народа люди считали тех, кто приезжал арестовывать. Но об этом вслух не говорили, боялись, что власть их самих заберет и расстреляет. У нас хотели одну семью арестовать, так люди её укрывали, переправили в тайгу. Она потом через два года вернулась...
Я давно уже на пенсии. Даже мой сын - на пенсии. А в колхозе мы про пенсию ничего не знали. Работали, пока ноги носят. Мы работали и никогда не отдыхали, не знали отпусков. Море и курорты, не говоря уж о загранице, я видела только в кино...
Воспоминания Благовещенской М.Г.
Благовещенская (Позднякова) Мария Гавриловна родилась в 1910 году в с. Грязное Курской области. Живет Кемерово. Рассказ записала правнучка Благовещенская Ольга в марте 2000 г.
Семья наша состояла из отца, матери и 14 детей. Жили мы дружно, уважали отца, берегли мать. В 19 лет я вышла замуж за такого же деревенского парня, какими были все у нас в деревне, в 1931 году родила сына. Коллективизация ассоциируется с насилием и бесправием, никто не спрашивал мнение народа, всех "сгоняли" в колхозы. В деревне люди издавна привыкли работать сообща, часто на 2-3 семьи, имели общую мельницу, где каждый занимался тем, что у него получалось лучше всего, а коллективизацию с радостью восприняли немногие. Родители были против коллективизации, хотя старались молчать - боялись за семью. Её проводили бедняки, то есть, это, прежде всего, лодыри. А таких людей, которые не хотели работать, всегда было много. Но в деревне, несомненно, были и середняки, которые активно трудились на своем хозяйстве, продавали излишки урожая. Такие-то семьи, прежде всего, и подвергались раскулачиванию. Наша семья относилась как раз к таким: мы имели корову, лошадь, держали поросят, исправно обрабатывали землю, зимой ткали и пряли. Хотя нельзя сказать, что жили богато, но в достатке. Нас все-таки раскулачили: отобрали скот и всё имущество. Насильно, без разбора.
ХлебозаготовкиОтец так переживал, что вскоре умер от сердечного приступа. Отношение односельчан к кулакам было неоднозначным. Работящие люди кулаками их не считали, а бездельники желали, чтобы раскулачивание проходило более жестоко. Со стороны властей к раскулачиваемым применялись всевозможные жесткие репрессивные меры. Всех, кто сопротивлялся раскулачиванию, выселяли в "Соловки", на Колыму и в другие отдаленные места. Так, мою сестру с семьей выселили на север. В чем были одеты, в том и, с голой душой, отправили этапом. Двое ее детей умерли по дороге от голода и мороза. Долгое время после коллективизации деревня оставалась крайне бедной. Но в период пика коллективизации это выразилось наиболее остро. Конфискации подлежало все: скот, имущество. Их дома брали под сельсоветы. При такой ситуации не обходилось без возмущений. Но это моментально подавлялось властями. А такие факты скрывались от народа. Противников коллективизации бесшумно арестовывали и ссылали. А люди узнавали об этом лишь по слухам. Сведения о выселенных, конечно, поступали, но они были далеко не радостными. Власти внушали людям, что коллективизация проходит замечательно. в жизнь людей вот-вот наладится. Активистами колхозов становились те, кто безгранично поверил в пропаганду. Бывало, доходило до фанатизма. Чаще это были легкомысленные люди, которым все равно терять было нечего.
Рабочий день колхозника был от зари до зари, без механизированного труда. Что заработал по трудодням, то и получал. Но эти деньги измерялись копейками, а часто и этих копеек не было вообще. Воровство колхозного добра процветало. Люди считали, что в колхозе "все не мое", поэтому и воровали. До сих пор помнится закон о "колосках" и "горсти гороха", когда людей сажали в тюрьму за подобранный в поле колосок или стручок гороха, в то время как нация погибала от голода. Дома же в деревне на замки не закрывали, потому что закрывать было нечего - бедность. Другой причиной было то, что у людей было сознание совести и вера в Бога. Это ни то, что потом, когда перестали верить в Бога вообще и потеряли совесть. В деревне всегда были пьяницы. Несмотря на пропаганду трезвости, после коллективизации, от этой вредной привычки мужчин отучить так и не удалось, женщины же не пили ничего и считали пьянство позорным. Мечта о роспуске колхоза у некоторых оставалась. Это были люди, умеющие организовывать свой труд самостоятельно и желавшие иметь собственное дело. Другие же наоборот восхищались созданием колхозов, так как их больше устраивало жить в колхозе, как за каменной стеной, ни о чем не думать, ни за что не отвечать.
Многих односельчан, наших друзей, знакомых вскоре назвали врагами народа и репрессировали. Людей забирали неожиданно, и большинство из них уже не возвращались. Обстоятельства и факты тщательно скрывались. У одной нашей соседки забрали мужа, и только через несколько лет она узнала, что его вместе с другими врагами народа согнали в заброшенную шахту и погребли заживо под землей. Все понимали, что людей чаще всего забирали без вины, но никто не протестовал, все молчали. Из-за страха за жизнь.
Был голод. В 1931-33 годах голод коснулся и нас. Взрослые приберегали скудную пищу детям, а сами пухли от голода. Это обстоятельство заставило нас покинуть центральную Россию и переехать в Кузбасс, где мы спаслись благодаря картофелю и другим местным овощам. В военные же годы в Сибири голод не коснулся моей семьи, так как работали на заводе и стабильно получали хлеб по карточкам, а все остальное выращивали на подсобном хозяйстве.
В колхозе долгое время пенсионеров не было - работали все. Никто не учитывал стаж работы. Не было никаких социальных пособий. Люди не имели даже паспортов, чтобы не смогли уехать из села в город... После войны жить стало лучше только тогда, когда восстановилось государство в целом. Хотя по-прежнему были высокие налоги, ограничения на ведение личного хозяйства. Например, на семью нельзя было иметь больше одного поросенка, невзирая на количество человек в семье. Ограничения доходили до абсурда, но приходилось мириться и с этим...
Воспоминания Панкратова А.Ф.
Панкратов Алексей Федорович родился в 1907 г. в Тамбовской губернии, переехал в д. Покровку Кемеровской области. Рассказ записывался Берестовой Натальей со слов его сына Юрия Алексеевича в декабре 1999 г.
До коллективизации деревня жила спокойно: поля убраны, скотина ухожена, хлеб в закромах. Все друг другу доверяли, ни от кого не запирались, никто чужого не брал. Все, как одна семья, были. И пьяницы у нас были. Да где их только нет?! А как пришла коллективизация, так всё и смешалось: и скотина, и хлеб общими стали. Многие дома стояли заколоченными. Дворы - пусты. Всё сразу осиротело. Сначала на всё это было дико смотреть. Но ничего! Потом попривыкли и к этому.
Раскулаченные на раскорчевке лесаРаботали в колхозе весь световой день. Трудодни зависели от урожая. На них получалось от полкилограмма до килограмма хлеба. Но этого, конечно, на семью не хватало. Поэтому и брали колхозное добро. Воровством это не считали. Считали, что сам заработал, сам и бери. А нам говорили: "Не смей брать, это не твоё!" Как же это не твое, когда ты его сам сделал. Потом закон "о колосках" вышел. Его ещё называли законом о горсте гороха. Если ты идешь с поля и насыпал зерна в карман, ты сразу же - враг народа. Штраф тебе и арест! В колхозах как-то делалось всё так, что всем поровну должно доставаться. Но ведь работали по-разному! Лодыри привыкли за чужой счет жить, не работать, а получать. Вот и портили всем кровь. Хозяйствовали так, что в 1933-34 гг., а также в годы войны и после неё был голод. Вымирали целыми семьями, а то и деревнями...
Мы, конечно, могли бы и уехать. Но куда? Где было лучше? Да и паспортов у нас не было. Была только трудовая книжка, которая удостоверяла личность колхозника. Не уезжали мы из деревни и потому, что с детства к земле были приучены. Другого-то ничего больше делать не умели. Только за землей ухаживать…
Воспоминания Дмитриевой Н.Д.
Дмитриева Нина Дмитриевна родилась в 1914 г. в д. Синяево Новосибирской области. Живет в Прокопьевске Кемеровской области. Рассказ записал Минор Дмитрий в январе 2000 г.
Семья моих родителей была по тем временам небольшая: всего 6 человек. В моей собственной семье ещё меньше - 4 человека. Коллективизация в моих детских воспоминаниях связана с опасностью голода. Я помню боязнь родителей потерять хозяйство, скот, землю. Для них эта потеря воспринималась как неизбежный голод. До коллективизации деревня была другой. Вернее, другими были люди. Они друг другу помогали, как могли, доверяли. Делились с соседями последним. Жили общиной. Украсть у ближнего… такое и в голову никому не приходило.
Когда пришли колхозы, всё собственное у хозяев отобрали. Оставить себе можно было только столько, сколько хватало, чтобы кое-как выжить. Крепкие хозяйства уничтожались. Родители и их соседи попрятали от колхозов всё, что могли. Но скот не упрячешь, землю - тоже. Руководили всем этим бедняки. Во время раскулачивания отбирали скот, инвентарь, утварь, запасы зерна, муку, землю. Всё это становилось коллективным. От раскулачивания страдали не только крепкие хозяева, но и бедняки. Ведь они остались без своего кормильца, без работы. Некоторые из них добровольно уходили за своими хозяевами в ссылку. Кулаков ссылали, в Томскую область в Васюганье или Нарым. Разрешали им брать только то, что могло уместиться на одну телегу. Некоторых из них отправляли в тюрьму. Переписка с ними была запрещена. Это знали все.
Коллективизацию проводили бедняки. Они возглавили колхозы. Но какие из них хозяева!? Они хозяйствовать не умели, своё-то хозяйство содержать не могли. Поэтому колхозный скот пал, инвентарь разворовали. Бедняками люди были по двум причинам. Чаще всего это были многодетные семьи, где кормильцем был только один отец, и у них почему-то было мало земли. Сколько бы он не работал, семья разбогатеть не могла. Но такие семьи хоть и были бедными, никогда не голодали. У них была какая-то своя скотина, и они, как правило, работали на кулаков и получали продукты за работу. К ним в деревне относились с сочувствием, не обижали. Но были в деревне и другие бедняки - пьяницы и бездельники. Таких - деревня не любила.
Для создания колхоза применялись только насильственные методы. Добровольно никто туда не шёл. Тех, кто протестовал, сажали в "холодную". Посидев там, люди больше не осмеливались протестовать. Тяжело было видеть крестьянину, как руководили колхозом. Руководили безграмотно, не по-хозяйски. Собранный в общее стадо скот в большей части был испорчен. Дойка производилась всегда не во время, коровы ревели. Поэтому и был падеж скота. Иногда женщины, крадучись, находили в общем стаде своих бывших коров и, жалея их, выдаивали молоко на землю, чтобы оно не распирало вымя. Активистам колхозов, которые были из бедняков-бездельников, не было никакого доверия. Особенно из-за того, что те не могли руководить колхозом по-хозяйски. Некоторых из них у нас убили, сожгли их дома. Многие в деревне были уверены, что всё это безобразие с колхозами не надолго, что это очередная временная затея властей. Так что, особого доверия к колхозам у крестьянина не было. До коллективизации жили весело. Гуляли свадьбы, строили дома, жили в достатке. Но пили с умом. Много пьяниц не было. Во время коллективизации люди пролили очень много слез. Ведь убивали кормильцев - мужиков.
На работу колхозники выходили с зарей. За их работой следили бригадиры. С поля нельзя было взять ни колоска, ни семечка. На трудодни мы почти ничего не получали. Поэтому и воровали колхозное добро. Но воровством это не считали, так как мы сами его и производили. Добро колхозное мы считали "ничьим", а, значит, - его можно брать. У нас в колхозе такую хитрость придумали: пшеницу, просо, ячмень сеяли полосками, между ними - горох. Он быстро поспевал, и вор, придя на полоску, рвал только его, сохраняя зерновые. Большинство людей очень хотели вернуться к доколхозной жизни, к прежнему укладу жизни. Колхозы им были не по нутру. За коллективное хозяйство душа ни у кого не болела. Общее оно и есть общее. Люди чувствовали, что в колхозе их обворовывают, поэтому они и живут нищими. Уехать из колхоза было нельзя: не давали паспортов. Да и не было специальности, чтобы в городе зарабатывать себе на жизнь. Но в нашей семье все братья и сестры постепенно уехали.
Колхознику разрешали держать свое хозяйство. Однако оно было очень маленьким: держали всего одну корову, несколько кур, уток, пару овечек. Инвентаря в таком хозяйстве не должно быть. Разве это хозяйство?..
О политике родители не говорили из-за безграмотности и из боязни сказать лишнее о Сталине, партии, правительстве. Ничего о них не знали. Сталина, например, они считали Богом. В годы реформ жизнь изменилась в худшую сторону. Деньги, накопленные на старость и смерть, были отобраны государством. Пенсия мизерная, и прожить на неё невозможно. Деревня не может выбраться из нищеты потому, что нет законов, которые бы защищали крестьянина. На крестьянское хозяйство всегда были непомерные налоги, поэтому подняться было невозможно. Но самое главное состоит в том, что люди разучились работать на земле и запились. О, как запились!..
Источник:
Коллективизация в воспоминаниях. Архивные документы. http://calligraphy.forumy.tv/t...