Барон Унгерн в борьбе за мировую монархию

Общая ситуация в Забайкалье

С середины осени 1919 года военная ситуация в Сибири и Забайкалье быстро изменялась в пользу красных. Белыми был брошен Омск – столица верховного правителя адмирала Колчака. Белое движение в Сибири было деморализовано. Вера в победу рухнула. С юга России также шли плохие известия – армия Деникина, которая рвалась к Москве, исчерпала свои силы и быстро покатилась назад.

В итоге вся структура власти белых на востоке России рухнула. Колчак, его правительство и военное командование полностью утратили контроль над ситуацией. Начался бег всё дальше на восток. «Верховный правитель» оказался заложником иностранцев: французов и чехов, которые решали исключительно свои задачи. В основном шкурного характера: как спасти свои жизни и вывезти как можно больше награбленных в России сокровищ, добра.

В военном руководстве Белой армии произошёл раскол, обострились интриги и склоки. Если раньше линия разлома проходила в основном между атаманщиной таких белых лидеров, как Семёнов, и либерально-республиканским окружением адмирала Колчака, то теперь кажущееся единство было утрачено и в среде колчаковского генералитета.

Главнокомандующий Восточным фронтом и начальник штаба верховного генерал Дитерихс отказался защищать Омск под предлогом угрозы гибели всей армии и был отправлен в отставку. Вскоре новый главнокомандующий генерал Сахаров был арестован на станции Тайга генералом Пепеляевым. Сахарова обвиняли в поражениях на фронте. Произошло несколько мятежей против Колчака, войска переходили на сторону красных или повстанцев. Самого Колчака «союзники» сдали проэсеровскому Иркутскому политцентру, а тот выдал адмирала большевикам.

После падения режима Колчака остатки белых сил концентрировались в Забайкалье. Белая дальневосточная армия генерала Семёнова, который возглавил новое читинское правительство, образовало «читинскую пробку» (Поражение Дальневосточной армии. Как ликвидировали «читинскую пробку»). В апреле-мае 1920 года белые отразили два нападения Народно-революционной армии Дальневосточной республики.

Однако ситуация была критической, НРА постоянно усиливалась регулярными частями Красной армии. У белых такого стратегического резерва не было. Под давлением превосходящих сил, включая красных партизан, белые откатывались к Чите. Снова усилилось дезертирство, кто-то сдавался или уходил к красным, другие бежали в тайгу, устав от войны, третьи предусмотрительно переправлялись за рубеж, считая, что в России всё кончено и, пока не поздно, надо налаживать жизнь в эмиграции.

Надежда на Восток

В условиях полной военно-политической катастрофы белые лидеры искали спасения. Было очевидно, что белогвардейцам нужна надёжная тыловая база, чтобы вести боевые действия против Красной армии. Попытка создать такую базу в Сибири провалилась. Основная масса населения поддерживала либо большевиков, красных партизан, либо «зелёных» повстанцев. Социальная база Белого движения была крайне узкой. Поэтому многие белые стали смотреть на Восток, надеясь наладить контакты и взаимную поддержку с военными и аристократическими элитами Монголии и Китая. Ещё раньше семёновцы стали ориентироваться на Японию.

Интересно, что схожих взглядов придерживались и многие большевики. После того, как рухнули надежды на скорую революцию в Польше, Венгрии и Германии, остальной Западной Европе, революционеры обратили внимание на Восток. Казалось, что народы Востока уже созрели для революции против колонизаторов и феодалов. Стоит только поджечь горючий материал и направить вспыхнувший огонь в нужную сторону. Огромные Индия и Китай, и сопутствующие страны и регионы могли дать сотни миллионов людей и решить судьбу мировой революции. Если в Европе большевики проповедовали интернационализм, то в Азии – стали проповедниками национализма.

Поэтому, строя свои геополитические планы о воссоздании империи Чингисхана от Тихого океана до Европы, барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг (Мятеж Семёнова и «безумный барон») ничего особенного не придумал. Его мысли о создании Великой Монголии, затем о формировании Срединного государства во главе с Цинской династией с включением Маньчжурии, Синьцзяна, Тибета, Туркестана, Алтая и Бурятии, во многом были отражением коммунистического плана «борьбы за Восток», перенесения центра мировой революции с Европы на Восток. По мнению Унгерна, создание такой державы во главе со «священным царем» – Богдо-ханом, создавало условия для «экспорта контрреволюции» в Россию и восстановлению монархии не только на территории бывшей Российской империи, но и Европы.

Унгерн писал:


Отметим, что азиатская реальность оказалась отнюдь не такой, как рисовали её Унгерн (идеализируя азиатские традиции, порядки) и лидеры большевиков. Однако это понимание пришло слишком поздно, когда они уже с головой погрузились в азиатские дела. Восток – дело тонкое.

Угроза нового Восточного фронта

При этом большевики не были склонны считать идеи Унгерна «химерами безумного». Они сумели оценить угрозу, исходящую от «безумного барона», причем именно в практическом, военно-политическом плане.

31 октября 1920 года на имя главы СНК Ленина была направлена специальная телеграмма об опасности, которую представляют для Советской России успехи генерала Унгерна в Монголии. Копия была направлена наркому иностранных дел Чичерину.

В документе отмечалось:


Этот новый фронт мог не только отрезать большевиков от Востока, но и угрожать Советской России.

Интересно, что в 1932 году на территории северо-восточного Китая японцы создали монархическое государство Маньчжоу-Го (Великая Маньчжурская империя) во главе с Пу И – последним императором Китая из маньчжурской династии Цин, восстановить власть которой мечтал барон Унгерн. Маньчжоу-Го было плацдармом и базой Японии для борьбы с Китаем и Россией. Поэтому геополитические планы Романа Унгерна в условиях масштабных потрясений того периода истории не были фантастикой. Удача благоволит храбрым.

Зимой 1919 года Роман Фёдорович отбыл в командировку в Маньчжурию и Китай. Вернулся он только в сентябре. Там он налаживал контакты с местными монархистами и женился на китайской принцессе Цзи из рода Джанкуй (в крещении Елена Павловна). Её родственник, генерал, командовал китайскими войсками на западном участке КВЖД от Забайкалья до Хингана. Летом 1920 года, перед походом в Монголию, барон отправил жену в Пекин «в отчий дом». Этот брак носил формальный, политический характер с целью сближения с китайской знатью.

В августе 1920 года Азиатская дивизия Унгерна покинула Даурию. В составе дивизии было около 1 тыс. сабель, 6 орудий и 20 пулеметов. Перед началом похода генерал дал освобождение всем, кто по состоянию здоровья или семейному положению был не готов к длительному рейду.

Формально считалось, что дивизия Унгерна должна была совершить глубокий рейд в тыл красным на читинском направлении. При этом барон должен был действовать по обстановке. В октябре 1920 года армия Семёнова в Забайкалье была разгромлена красными, её остатки бежали в Маньчжурию. Унгерн решил идти в Монголию.

К этому времени китайцы упразднили автономию Монголии, монголы-министры арестованы, Богдо-хан (1869–1924) попал под домашний арест в своём «Зелёном» дворце. В стране восстанавливаются старые порядки, существовавшие до установления автономии в 1911 году. Особенно ударило по монголам восстановление аннулированных в 1911 году долгов китайским фирмам. К этим долгам были начислены наросшие проценты. В результате монголы попали в жесткую финансовую кабалу к китайцам. Это вызвало мощный протест населения.

Монгольский поход

Поначалу Унгерн не планировал задерживаться в Монголии и воевать с китайцами. Слишком велико было превосходство китайцев: один только гарнизон Урги насчитывал не менее 10 тыс. солдат, 18 пушек и более 70 пулеметов. Через монгольскую территорию он хотел выйти в Россию, двинуться на Троицкосавск (ныне Кяхта). Однако разведка сообщила, что артиллерия и обозы не пройдут через горы. Единственный путь, в обход гор Хэнтэй, проходил через Ургу. 20 октября 1920 года войска Унгерна вышли к монгольской столице. Белый генерал предложил китайцам пропустить его отряд через город.

Дивизия Унгерна разбила лагерь примерно в 30 км от города. Прошла неделя в ожидании ответа китайского командира. Но вместо пропуска через город пришли известия о том, что китайцы готовятся к обороне и начали репрессии против «белых русских», которых подозревали в пособничестве барону. Кроме того, надо было пройти к Троицкосавску до наступления холодов. Это стало поводом для начала боевых действий.

26–27 октября белогвардейцы пошли в наступление. Оно было организовано крайне плохо и закончилось полным провалом. Было потеряно два орудия. Сам Унгерн отправился на разведку, причём в одиночестве и заплутал. Китайцы могли выйти из города и закончить дело, разогнать противника. Но они даже не решались провести разведку.

Вторая атака, начатая 2 ноября, завершилась новым провалом. Китайцы взяли вверх числом и техническим преимуществом. У белых не оказалось резервов, чтобы развить первый успех на главных направлениях. Боеприпасы быстро закончились, на холоде отказали пулеметы. Китайцы бросили в контратаку резервы и унгерновцы отошли.

Потери для малочисленной «дивизии» были страшными: более 100 убитыми, около 200 ранено и ещё больше обморожено. Погибло до 40 % офицерского состава. Фактически Азиатская дивизия (её кадровый состав) перестала существовать. Одновременно пришли вести, что Чита пала, путь в Россию закрыт, и помощи не будет. Наступление холодов ещё более осложняло ситуацию.

В белом стане сложилась угрожающая обстановка: взятые с собой запасы кончились. Пришлось переходить на местную систему довольствия: никакого хлеба, только мясо. Лошадей нужно было заменить на местных, которые обходились без овса, питались подножным кормом. Белые отошли на р. Тэрэлджийн-Гол в верховья р. Туул, а затем на Керулен. Здесь был подножный корм для лошадей монгольской породы, для русских коней было сено, заготовленное монголами для китайской конницы.

Генерал выслал две заставы – на калганский и маньчжурский тракты. Иногда они перехватывали китайские караваны с провиантом и одеждой, захваченные верблюды поступали в обоз. Зимой было тяжело, жили в платках и лёгких юртах, купленных у монголов. Зимнюю одежду изготавливали сами из бычьих шкур. Морозы, нехватка пищи, отсутствие каких-либо перспектив привели к ощущению полной безнадежности, деморализовали солдат. Началось дезертирство, с которым барон боролся усилением «палочной дисциплины», самыми драконовскими методами.

Так, в ночь на 28 ноября 1920 года дезертировало сразу 15 офицеров и 22 конника офицерской сотни 2-го Анненковского полка во главе с подъесаулом Царегородцевым. Барон бросил в погоню две сотни бойцов, они вернулись с тремя мешками голов и с тремя сдавшимися офицерами. В этом эпизоде Гражданской войны можно увидеть «звериную жестокость» Унгерна. На самом деле он просто поступил с дезертирами в соответствии с законами военного времени.

Союз с монголами

В этот критический момент начинаются складываться дружественные отношения с монголами. Они почувствовали в русских возможных освободителей от китайских колонизаторов. Сначала в белый стан прибывали торговцы, Унгерн приказал расплачиваться с ними золотом. Затем местные феодалы северо-восточной Монголии признали Романа Фёдоровича тем вождём, который восстановит независимость страны. У барона завязалась тайная переписка с Богдо-ханом. Тот начинает посылать письма по провинциям страны об оказании помощи белогвардейцам. Вскоре ряды Азиатской дивизии пополняют монголы, поднявшиеся на борьбу с китайцами. Правда, боевые качества новых бойцов были крайне низкими.

Н. Н. Князев вспоминал:


Это к мифу о «монголах», которые якобы завоевали большую часть Евразии (Миф о «монголах из Монголии на Руси). «Монголы и Монголии», находящиеся на весьма низкой ступени цивилизационного, государственного развития, никак не могли создать мировую империю.

Окончательно завоевать симпатии монголов Унгерну помогла его религиозная политика. Она отличалась крайней терпимостью. Будучи сам глубоко верующим человеком, барон относился чрезвычайно внимательно к религиозной жизни своих солдат. Это резко отличало дивизию «бога войны» не только от красных частей, но и «светских» белых.

Все смотры заканчивались общей молитвой, которую каждая национальность пела на своём языке и по своему обряду. Хор получался весьма чудесным: русские, различные монголы, буряты, татары, тибетцы и пр.

Роман Фёдорович быстро нашёл общий язык с местными ламами (ламаизм – местная разновидность буддизма). Путь к сердцам степняков шёл через кошельки лам, которые имели в глазах туземцев непререкаемый авторитет. Генерал сделал щедрые пожертвования в буддистские монастыри (дацаны), оплатил услуги многочисленных гадальщиков и предсказателей будущего.

Продолжение следует…