С «ОНО» шутки плохи
Идти до конца
«Свершилось!» – не громко, но с надеждой радуются в Музее Норильска. В этот непростой год выставочные центры затаились, новые крупные проекты практически не готовят, особенно межмузейные. А наш музей нашёл единомышленника, готового рискнуть и идти до конца. То есть открыть новую выставку с кинговским названием «ОНО».
– У нас наконец–то начался активный рабочий процесс, — делится Наталья Федянина, директор Музея Норильска. — И особо радует, что новый проект — это совместная работа с крупнейшим музейно–выставочным учреждением Москвы — музеем–заповедником «Царицыно». Это настоящий бренд! С ними мы сотрудничаем впервые. Впрочем, и они никогда так далеко не забирались. Это паритетная выставка двух коллекций — Царицыно и Норильска. Нам есть что показать. Норильский художественный фонд достаточно большой — почти 80 тысяч предметов, художественная коллекция — больше пяти тысяч. Для муниципального нестоличного музея — это очень сильное собрание.
Выставка откроется в середине ноября. Куратором экспозиции стал искусствовед, критик, заведующий отделом новейших течений Третьяковской галереи Кирилл Светляков. Такие издания, как «Артхроника», «Артгид», Artnewspaper Russia назвали его одним из влиятельных россиян в области искусства. Последняя его работа — трилогия «Ненавсегда. 1968–1985: оттепель, застой, перестройка», посвящённая жизни и культуре советского времени, считается самой громкой за последние годы в российской музейной жизни.
Придумать себя
– «ОНО» — это подсознательное, — поясняет Кирилл Светляков. — В нашей стране в 1970–1980–е годы в искусстве очень активно проявляется нечто, что формулируется не так однозначно, как это было в 1960–е. Тогда художникам ставили задачи и ориентировали на функциональные, рациональные формы. Ведь искусство шестидесятых связано с технологиями, с космосом — оно было более понятным зрителю. А когда появились произведения прикладного искусства 1970–1980–х годов, критики даже не могли чётко сформулировать, что это такое. В журнале «Декоративное искусство СССР» развернулась дискуссия о том, что у нас возникло что–то иррациональное. Искусствоведы говорили, что ему нужно либо открыть ворота, либо загнать в какие–то рамки. У человека появилось желание выразить нечто, что напрямую не связано с текстом, — это интуиция, фантазии, влечения. Художники начинают делать странные фигуры, скульптуры.
Из Царицыно к нам привезут коллекцию декоративно–прикладного искусства: керамику, стекло, гобелены. Порядка сорока наименований. Каждое из них — это не один предмет, а целая серия, ансамбль. Норильск дополнит эту часть своими тридцатью экспонатами, добавит картины. Выставить коллекции тоже хотят нестандартно — уйдя от обычной музейной выкладки в виде колпака из света, который направлен на предмет и указывает на его некую сверхценность.
– Поскольку у нас будут ансамбли нестандартных, не всегда опознаваемых форм, мы решили создать нечто вроде аквариумов, в которых они будут оживать, как некие рептилии, — раскрывает секреты куратор выставки. — Кстати, амфибии тоже появятся. Из Царицыно приедут огромные лягушки. Эта работа очень странно называется — «Диалог». Кстати, коллекции норильского музея и Царицыно очень схожи. Они копятся с шестидесятых годов и включают позднесоветские вещи. Так сложилось, что этот период всячески критиковался, и во многих музеях сотрудники даже не знают, что делать с таким фондом. А вот в Третьяковской галерее сейчас заканчивается экспозиция трилогии «Ненавсегда...». Она говорит о постмодерне, времени, когда традиционная культура уходит, а новые идентичности в условиях массовой культуры нужно придумывать. Сейчас это даже обострилось, в такую эпоху мы и живём.
«ОНО» — это как раз история о том, как люди придумывали себя в условиях индустриальной унификации. Мне кажется, для зрителя это будет интересный опыт, тем более что искусство того периода для многих не ассоциируется ни с чем. И здесь необходимо создать новый, что называется, тренд. Художники очень хотели, чтобы их работы были посредниками в другой мир. Откройте дверь иррациональному, призывали они. Но, с другой стороны, мы же знаем, что с «ОНО» шутки плохи. Дверь–то можно и не закрыть.
Раскрывая суть
Кирилл Светляков не боится копаться, как говорят некоторые музейщики, даже в бабушкиных салфетках. Декоративно-прикладное искусство выставлять в разы сложнее, ведь люди привыкли видеть в художественных галереях живопись и графику.
– Если вещь является носителем какого–то смысла, то эти смыслы нужно раскрывать, — уверен завотделом Третьяковской галереи. — Это культура, которая уже не существует, целая цивилизация со своими ценностями, своей историей. Она уникальна. Попытка уловить суть, которая в них заключалась, мне очень импонирует. А потом выясняется, что это интересно не только мне. Ресурс 1960–1970–х годов ещё не исчерпан и даже толком не открыт. Происходит переоценка советского наследия. То, что раньше категорически отвергалось, как имеющее отношение к официальному искусству, сегодня вызывает большой отклик. Раньше люди мыслили бинарными оппозициями, и в результате всё антисоветское казалось чем-то свободным. Хотя и у антисоветских вещей была своя конъюнктура. Здесь нет противопоставления «свободный — не свободный». Важно, какие смыслы можно извлечь из того или иного материала. А это предполагает более активную позицию зрителя.
У трилогии «Ненавсегда...» зритель абсолютно разный. Это и ностальгирующие бабушки – Светляков говорит, что некоторым из них экспозиция показалась почему–то очень депрессивной. Мол, они жили веселее, чем представлено на выставке. Критик поясняет: выставка — психологическая, а значит, у неё нет задачи улучшить настроение, задача — выявить проблему. Очень много молодых зрителей. Их любопытство естественно — они такого не знают, не видели, для них это некий миф.
– Главная цель — раскрыть потенциал произведения, — подытоживает Светляков. — Я занимаюсь XX веком, а там не так много вещей, которые успели стать классикой. Материал ещё не остывший, и мне хочется заставить говорить молчащие работы.
Рене Магритт по–норильски
В норильских запасниках Кирилл Светляков обнаружил картину «Он пришёл» художника Михаила Омбыш–Кузнецова. Работы академика Российской академии художеств, народного художника Российской Федерации, академика Китайско–Российской академии изобразительного искусства хранятся во многих городах страны. Но именно Норильску повезло с «ботинками в дверях». «Почти Рене Магритт», — даёт оценку картине специалист Третьяковки, отсылая зрителя к работам известного бельгийского художника-сюрреалиста, автора таких шедевров, как «Сын человеческий», «Влюблённые» и «Голконда». Именно такие работы могут вывести музей на новый уровень.
– Если эту картину запустить в Facebook, она точно всем запомнится. А вещи, которые «стреляют» в Сети, живут долго, причём своей жизнью. И вот этот виртуальный шлейф приводит к тому, что музей существует уже в двух измерениях и прирастает всякими историями, — делится опытом Кирилл Светляков. — Заполярный музей — уже событие. Но если говорить о каком–то резонансе, то нужно больше артикулировать, продвигать «фишки», которые характерны именно для вас. Чтобы любой человек понял, что здесь есть такое, чего нет нигде. А если этих штук не так много, их можно придумать. Мы же живём во времена «придумываний». Ваш музей может быть конкурентоспособным, потому что находится в уникальной ситуации. На этой широте таких не много. Конечно, влияние имеют разные факторы, но даже закрытость города — это ресурс. Ведь музей закрытого города — это так загадочно. Да и сам город у вас интересный — с рациональной геометрической планировкой. Думаю, иррациональная выставка «ОНО» тут будет вполне уместна.