Ила Сафа рассказала, как личный опыт педагога стал «Книгой года»

Ила Сафа — автор, для которого личный опыт становится основой честного и бескомпромиссного разговора с читателем. В её биографии — путь педагога, жизнь в другой стране, ежедневное столкновение с системой, людьми и собственными представлениями о профессии, ответственности и границах допустимого. Этот опыт не остался частной историей, а был осмыслен и прожит в литературной форме.

Роман «Туманный урок», признанный Книгой года — 2025 по версии издательства «Четыре», стал попыткой зафиксировать реальность без сглаживания и художественных условностей. Книга стала поводом поговорить с автором о выборе прямоты, границах откровенности и о том, почему сегодня такие истории особенно важны.

— Ила, в ваших произведениях много внимания к деталям — жестам, паузам, интонациям, атмосфере. Когда вы заметили, что наблюдение за людьми и средой становится для вас не просто способом существования, а основой писательского взгляда?

— Наверное, это произошло задолго до того, как я осознала себя писателем. У меня был опыт работы в отделе персонала — а это профессия, которая учит читать людей между строк. На собеседованиях и в рабочих разговорах важно слышать не только слова, но и паузы между ними, замечать взгляды, интонации, микрореакции.

Я всегда была человеком наблюдения — не поверхностного, а тихого и внимательного. Меня интересовало не столько то, что человек говорит, сколько как он это делает: куда отводит глаза, где сбивается голос, в какой момент в речи появляется защита или усталость.

Со временем я поняла, что именно в этих микродвижениях и живёт правда. Слова часто лгут, а жесты — почти никогда. Когда я начала писать, стало ясно: мои тексты не столько про события, сколько про состояния между ними. Так наблюдение перестало быть просто способом существования и стало моим языком.

— В романе «Туманный урок» школа показана не как абстрактная система, а как живое пространство столкновения характеров, культур и внутренних конфликтов. В какой момент вы поняли, что этот опыт требует не только личного осмысления, но и откровенного разговора с читателем?

— Когда я осознала, что внутри меня больше не помещается молчание.
Этот опыт невозможно было «пережить и забыть» — он всё время возвращался: в воспоминаниях, снах, телесных реакциях. Я долго пыталась оставить его личным, но в какой-то момент стало ясно: когда я проговорю это честно, то начну исцелять себя.

Тогда и возникло понимание, что «Туманный урок» — не про школу как учреждение, а про человека внутри системы. Про одиночество, растерянность, давление ожиданий. И про то, как легко общество закрывает глаза, когда правда неудобна.

— «Туманный урок», признанный Книгой года по версии издательства «Четыре», — автобиографический роман. Насколько для вас было важно сохранить документальную точность происходящего и где вы позволяли себе художественное переосмысление пережитого?

— Для меня принципиально важно было сохранить внутреннюю документальную точность — точность ощущений, реакций, логики происходящего. Имена были изменены, события могли быть сжаты, объединены или перемещены по времени, но эмоциональная правда оставалась неизменной.

Я сознательно избегала художественного сглаживания. В тех местах, где возникал соблазн сделать «красивее», я оставляла «как было». Хотя, справедливости ради, некоторые эпизоды я позволяла себе описывать с заметной долей самоиронии — например, метафорично сравнивая учителей со спецназом.

Художественное переосмысление — метафоры, образы и ирония — нужны были, чтобы перевести сложный опыт на понятный человеческий язык. Это не ради усиления драматургии, а ради ясности: чтобы читатель понял, что именно ломает человека и как это ощущается изнутри.

— В книге поднимаются темы выгорания, расизма, подростковых кризисов и одиночества внутри системы. Как вы для себя определяли границу между профессиональной ролью учителя, личной вовлечённостью и необходимостью сохранить себя?

— Эта граница постоянно смещалась — и в этом, пожалуй, одна из главных трагедий профессии. Учитель всегда находится в зоне повышенной ответственности: за детей, за систему, за ожидания родителей, государства, общества.

Но никто не учит, как при этом остаться живым человеком.

Я долго пыталась быть «правильной»: профессиональной, сдержанной, устойчивой. И именно это привело к выгоранию.

Писательство стало способом вернуть себе голос и границы. Уже постфактум я поняла: сохранение себя — не эгоизм, а условие выживания. И если система требует самоуничтожения, проблема не в человеке.

— Сегодня всё чаще появляются произведения, говорящие о травматичном опыте, эмиграции и кризисе идентичности. Как вы считаете, в чём заключается ответственность автора, который работает с таким материалом, и зачем подобные книги нужны читателю именно сейчас?

— Ответственность автора не в том, чтобы щадить читателя, а в том, чтобы не врать.

Травматичный опыт нельзя использовать как эффектный приём или эмоциональный шантаж. С ним нужно работать честно, аккуратно и без эксплуатации боли.

Такие книги нужны сегодня потому, что мир переживает коллективный кризис идентичности. Люди всё чаще оказываются между культурами, ролями, системами. И в этом «между» им важно видеть: они не одни, с ними всё в порядке, их растерянность имеет право на существование.

Если «Туманный урок» даёт читателю это ощущение — значит, книга написана не зря.

Интервью провела Алена Комиссарова