Илия: почему ветхозаветный пророк оказался удивительно близок христианам?

Защитник православия

Шел 1606 год, второй год страшной Смуты. Государство, до этого уже ощущавшее себя третьим Римом, на глазах распадалось. В Москве сидел Лжедмитрий I с польским войском, и признавшие его царем бояре уже поговаривали о возможном отказе от православия и переходе под омофор папы Римского. Но Патриарх Гермоген, заточенный в Чудовом монастыре, уже рассылал свои грамотки с призывами сопротивляться и хранить православие. И рязанский воевода Прокопий Ляпунов, вняв слову святителя, двинул свои полки на Москву. А там майским днем 1606 года вспыхнуло восстание, перепугавшее поляков и заставившее их на несколько месяцев запереться в Кремле.

Все началось с призывного набата с колокольни монастырского храма пророка Илии в Китай-городе. И хотя до полного освобождения было еще далеко, воцарившиеся после Смуты Романовы этого не забыли. Для них произошедшее было несомненным свидетельством заступничества за Русь пророка Илии — ведь главным его подвигом была победа над жрецами Ваала, подбивавшими нечестивого царя Ахава ввести в Израиле идолопоклонство. Благодаря Илие древняя Иудея сохранила веру в Истинного Бога.

Поэтому с самого начала своего правления царь Михаил Федорович завел обычай совершать в Ильин день торжественный крестный ход вместе со своим отцом и фактическим соправителем Патриархом Филаретом. Они выходили из Фроловских (теперь Спасских) ворот Кремля, служили на Лобном месте благодарственный молебен и шли дальше, в храм пророка Илии в Китай-городе, где совершалась праздничная литургия. Традиция эта просуществовала у их потомков практически до конца XVIII.

«Како веруеши?»

Ветхозаветный пророк Илия, ревностный борец за чистоту веры и обличитель идолопоклонства и нечестия, живший за 900 лет до Иисуса Христа, оказался вообще удивительно близок христианам.

Первый девственник-анахорет («анахорет» значит отшельник) в Ветхом Завете, он посвятил себя Богу прежде, чем Бог призвал его на пророческое служение. И явился ему Господь не в громе, буре или огне, а в «тихом веянии ветра».

Посланный Богом к царю Ахаву предупредить, что, если он и его народ не перестанут поклоняться Ваалу и Астарте, Израильское царство постигнет голод, пророк и сам потом вместе со всеми голодал, довольствуясь тем немногим, что приносил ему в пустыню ворон. Его преследовал гнев царицы-язычницы Иезавели, он уставал от возложенного на него бремени пророка-изгоя, отчаивался, просил смерти. А потом на глазах у всего народа силой молитвы низвел с неба огонь на жертвенник истинного Бога.

В Библии сказано: Господь восхотел вознести Илию в вихре на небо (4 Цар 2:1). На иконах обычно изображается именно этот момент: пророка на пламенеющей колеснице возносят огненные кони. Понятно, что это — образ горячей «ревности по Боге». Но только ли это?

Не вкусившие смерти

Архимандрит Софроний (Сахаров) писал о духовном пути великих подвижников: сперва благодать посещает их в те моменты, когда Господь посчитает полезным, а потом как бы отступает, дает человеку духовно вырасти, повзрослеть, самому побороться с унынием, и подвижник учится жить с Богом даже тогда, когда Его не чувствует. И наконец, Бог неожиданно являет Себя как Свет. Для человека этот опыт — предельный, и если он «продлится больше, чем мгновение», человек «перейдет от смерти в жизнь». Отец Софроний полагал, что таким мистическим опытом перехода в вечную жизнь была кончина преподобного Серафима Саровского.

Какое отношение все это имеет к ветхозаветному пророку? Так ведь святой Илия и был таким великим подвижником. И может быть, его вознесение стало тем мистическим опытом, который «продлился», и пророк пересек линию, отделяющую жизнь от смерти? Не умер и не остался доживать свой век на земле…

Жизнь в отблеске фаворского Света

Когда на горе Преображения явился фаворский Свет, апостолы увидели рядом с Христом Моисея и Илию, носителей высочайшего духовного опыта.

Моисей, получив на горе Синай закон, созерцал там Бога в «неприступном», непереносимом для человеческих глаз и души Свете. И когда он спустился с горы, лицо его еще сияло отблесками этого Света. Но даже эти слабые отблески были невыносимы для окружающих, и пророку пришлось закрыть лицо покрывалом, чтобы люди могли с ним общаться.

Что же пережил при этом сам Моисей? А пророк Илия во время вознесения? Это знают лишь немногие великие подвижники, сами пережившие нечто подобное. Для чего же тогда об этом рассуждать? Может, для того, чтобы лучше понять связь между православным подвижничеством и библейским откровением. И увидеть свой собственный путь.

Читая Библию, Третью и Четвертую книги Царств, мы поражаемся необыкновенной ревности пророка Илии о славе Божией, его бесстрашию, его чудесам. Но пожалуй, больше всего — силе его молитвы, которой он мог запретить дождю падать на землю, и в Палестине три с половиной года не было дождя, а потом помолился — и дождь пошел. Молитвой он низвел с неба огонь. А ведь Илия был такой же человек, как и мы…

У Чехова в повести «Дуэль» один персонаж говорит: «Вот вы говорите — у вас вера. Какая вера? А вот у меня есть дядька-поп, так тот так верит, что когда в засуху идет в поле дождя просить, то берет с собой дождевой зонтик и кожаное пальто, чтобы его на обратном пути дождик не промочил». Может, все дело именно в этом? И пример пророка Илии притягивает нас именно потому, что свидетельствует: да, это возможно!