Волонтер Елена Исаева рассказала о работе реабилитационного центра «Воронье гнездо»

Недалеко от города Киржач во Владимирской области десятки людей спасают жизни раненых птиц. Реабилитационный центр «Воронье Гнездо» — один из самых известных в России. О том, какие опасности таит спасение птиц, почему люди принимают помощь волонтеров как должное и что делать, если вы обнаружили раненую птицу на улице, нам рассказала заместитель директора центра Елена Исаева. Расскажите, в каком году зародился ваш проект и в каком виде он тогда существовал? Кто стоял у истоков создания «Вороньего Гнезда»? «Воронье Гнездо» началось в далеком 2015 году с того, что Вера Пахомова, тогда еще волонтер другого центра реабилитации, начала потихоньку брать к себе домой на выхаживание особенно тяжелых пациентов и вести о них увлекательный блог ВКонтакте. Со временем таких пациентов становилось все больше, и помещаться в обычную московскую квартиру они перестали. Поняв, что дальше так жить нельзя, Вера рискнула запустить проект на краудфандинговой площадке, где запросила у неравнодушной аудитории сумму, которая на тот момент казалась чудовищной: 250 тыс. рублей. Проект завершился успешно — подписчики блога охотно его поддержали, и у Веры появились средства на то, чтобы снять в Москве небольшое помещение и оборудовать его всем необходимым для первой помощи пострадавшим птицам. Так весной 2019 года появился наш первый стационар. А уже осенью 2019 «Воронье Гнездо» родилось официально — было зарегистрировано как благотворительный фонд. Тогда же, в 2019, в «Вороньем Гнезде» появилась я. Просто однажды пришла поволонтерить, помочь убраться в карантинных боксах у птиц. Это была любовь с первого взгляда. С того самого знаменательного дня моя жизнь неразрывно связана с птицами в целом и с «Вороньим Гнездом» — в частности. Помните первую сложность, с которой вы столкнулись тогда — во время создания центра реабилитации? Или, возможно, их было много? Их было много — их много и по сей день. Создать практически с нуля фонд-миллионник, не имея под рукой ни богатого спонсора, ни государственной поддержки — очень тяжело. Это постоянная нехватка буквально всего: денег, места, времени, сил, знаний… «Вороньему Гнезду» повезло иметь в роли создателя человека очень сильного, выносливого и харизматичного, способного сплотить вокруг себя большую команду неравнодушных и организовать работу фонда так, чтобы он, несмотря ни на какие трудности, жил дальше, и у нас и дальше была возможность помогать птицам и людям, которые этих птиц нашли. Каких птиц вы принимаете на реабилитацию сегодня, а каких — нет? И по какому принципу вы решаете, что готовы взять на себя лечение? Ведь кому-то приходится и отказывать? На сегодняшний день мы оказываем помощь абсолютно всем видам птиц — как минимум консультационную. Прием — да, действительно ограничен, потому что, к сожалению, ни одна организация физически не способна принять вообще всех птиц, с которыми обращаются неравнодушные. Мы не принимаем голубей, потому что, во-первых, их в Москве слишком много, а во-вторых, это — простая в выхаживании птица, и в большинстве случаев нашедший голубя легко справится с этим самостоятельно. Мы не принимаем стрижей, потому что стриж — птица очень специфическая и требующая особого ухода, который мы обеспечить просто не в состоянии. Поэтому стрижей мы перенаправляем на профильных специалистов конкретно по этому виду птиц. Мы не принимаем инвалидов серых ворон, грачей и галок. Врановые — птицы, во-первых, крайне многочисленные, а во-вторых, довольно хлопотные в уходе. В горячий сезон, с середины весны и до конца лета, мы принимаем по 600 обращений по серым воронам ежемесячно. Многие из них — инвалиды, которые в природу уже никогда не вернутся. У нас просто нет места, куда можно было бы бесконечно складывать такое количество достаточно крупных, активных, умных и подвижных птиц. В остальном же мы помогаем всем, даже если это попугай отказник или случайно обнаруженная на помойке курица. Какие наиболее частые травмы обнаруживаете у птиц? Они чаще всего страдают от людей? Зависит от сезона. Лето — это сезон птенцов и попавших в беду молодых птиц. Тогда основная причина поступления птиц к нам в центр — это вырубка деревьев с гнездами, падение гнезд после ураганов, ремонты крыш и балконов, расконсервирование техники, в которой «завелась» птица с птенцами, гибель птиц-родителей и так далее. Летом пернатая малышня приезжает целыми гнездами, по 20−30 птиц в день. Многим из них не требуется ветеринарная помощь, их нужно просто грамотно выкормить и подготовить к вольной жизни. В остальное время птицы чаще всего поступают с черепно-мозговыми травмами и травмами крыльев, реже — с проблемами с позвоночником и лапами. Птицы сталкиваются с транспортом, врезаются в застекленные здания, травятся, пачкаются в технических жидкостях, путаются в мусоре, становятся жертвами самовыгульных и бродячих собак и кошек… В общем, да, до 85% наших пациентов — так или иначе попали в беду по вине человека. В какую стоимость приблизительно обходится восстановление одного пациента? Это сложно посчитать в нашем потоке. Когда в год в центр поступает несколько тысяч птиц, никогда не бывает такого, чтобы лечился кто-то один. На прием к ветврачу птицы ездят по несколько особей, чеки на них тоже выходят общие. К тому же, цена сильно зависит от конкретного случая. Если задача — вырастить здорового вороненка-сиротку из упавшего гнезда, то выкорм обойдется примерно в 5−7 тыс. рублей от поступления до момента выпуска. А если птице нужно длительное лечение и оперативное вмешательство… В общем, одна только операция может стоить до 25 тыс. рублей на одну птицу. Сталкиваетесь ли вы с негативной реакцией людей, которым отказываете по объективным причинам? Да, разумеется, постоянно. У нас даже было несколько постов на эту тему. Наша горячая линия ежедневно выслушивает претензии от тех, кто считает, что волонтеры непременно всем должны, что обязаны всех спасать, что мы ненавидим голубей, что ворону мы не принимаем, потому что нам интересно заниматься только хищниками, и так далее. Честно говоря, это достаточно тяжело. Но, увы, неизбежно. Многие люди уверены, что мы — это такой обслуживающий персонал, который обязан угодить клиенту. И очень удивляются и злятся, когда оказывается, что это не так. Расскажите, сколько сейчас содержится птиц в вашем центре? На сегодняшний день на участке «Вороньего Гнезда» проживает порядка 800 птиц. Многие из них готовятся к выпуску в природу, другие же останутся с нами навсегда, так как ввиду полученных ранее травм или перенесенных болезней вернуться на волю уже не смогут. Сколько человек работают в «Вороньем гнезде»? Расскажите подробнее, что это за специалисты. Изначально «Воронье Гнездо» — это волонтерская организация, и она в значительной степени остается ей по сей день. Да, в это может быть сложно поверить, но подавляющее большинство людей, на которых держится фонд, по-прежнему занимаются им исключительно на добровольных началах и ничего с этого не имеют. Постоянная команда «Вороньего Гнезда» насчитывает свыше сорока человек, из которых официально оформленных сотрудников с зарплатой — не более десяти, в основном это киперы, постоянно проживающие на территории центра, и операторы горячей линии. Раньше, когда мы только начинали, о специалистах речи не было. Мы принимали птиц от населения, ехали с ними к ветврачам, платили из своего кармана, покупали лекарства и выполняли назначения. Нам повезло, наши ветврачи — специалисты широкого профиля, которые знают не только как вылечить птицу, но и как подготовить ее к выпуску. «Воронье Гнездо» собрало под своей крышей людей самых разных профессий, изначально мало кто из нас имел хоть какое-то отношение к животным. К примеру, Вера по первому образованию — филолог, а я — психолог, десять лет проработавший в офисе. Сегодня же в нашей команде есть и биологи, и экологи, и бухгалтеры, и всевозможные менеджеры, отвечающие за разные сферы жизни фонда, а я сама получаю второе высшее образование — ветеринарное, чтобы обеспечить наших птиц самой квалифицированной помощью тут же, как они поступили в центр. Есть ли у птиц эмоциональная привязанность к тем, кто их спасает? Может быть, кто-то не хочет улетать или возвращается? Бывает, но очень редко. Все-таки это дикие животные, и никаких сентиментальных чувств к человеку они не испытывают, как бы ни пытались нам доказать обратное романтичные видео из интернета. Дикое животное человека либо боится, либо пытается прогнать подальше от себя, либо догадывается, как можно его использовать. Наши пациенты нас обычно, откровенно говоря, ненавидят. Их сложно за это винить — птица не понимает, что мы пытаемся ей помочь. Для птицы волонтер — это большая страшная зверюга, которая зачем-то каждый день ее ловит, делает уколы, пихает что-то в рот, а ей и без уколов больно, плохо и страшно. И большинство птиц от нас улепетывает со всех крыльев, как только у них появляется такая возможность. Но да, выпущенные птицы возвращаются, причем регулярно. Но не потому, что они к нам привязались, а потому что поняли, что вольер — это не так уж и плохо, в вольере безопасно и всегда есть еда. После выпуска птица, особенно молодая, оказывается предоставлена сама себе, и ей требуется время, чтобы привыкнуть к этому. Поэтому в первое время мы своих выпускников подкармливаем — чтобы адаптироваться в новых условиях им было легче. Это называется методика мягкого выпуска. Поверив в свои силы и привыкнув к самостоятельной жизни, молодые птицы рано или поздно покидают нашу территорию и больше не возвращаются. Скажите, травмировали ли птицы волонтеров, работающих у вас? Были серьезные травмы? Увы, да. Об этом частенько забывают, но вообще-то работа с дикими животными — это довольно опасно. Даже сравнительно небольшая птица вроде пустельги весом 250 грамм может сильно расцарапать руки. Черный ворон легко выкусит кусок пальца, ястреб-тетеревятник — пробьет вену, а цапля при удачном выпаде — выбьет глаз. И это помимо того, что птицы вообще-то болеют, и нам приходится иметь дело еще и с инфекциями, опасными в том числе для человека. Строгое соблюдение техники безопасности — это очень важно. С опасными птицами у нас работают только опытные волонтеры и с использованием защитных средств. Например, в вольер к совам можно заходить только в каске и защитных очках. Даже моя работа в «Вороньем Гнезде» началась с травмы. Я по глупости грубо нарушила технику безопасности, и сова, которая казалась мне милой и безобидной, кинулась когтями мне в лицо. С тех пор у меня остался шрам на веке. Вены на руках мне тоже пробивали, приходилось накладывать давящие повязки. И один раз орел во время фиксации хлестнул крылом мне по глазам и подарил шрам еще и на роговице. Знаю, что у вас есть горячая линия — и она пользуется большим спросом, может быть вы считали, сколько звонков совершается в год? За год пока не считали — руки не доходили. Но однажды в 21-ом году мы в качестве примера выгрузили статистику за три самых «горячих» месяца в птичьей реабилитации: май, июнь и июль. За это время операторы приняли 5 899 звонков общей длительностью 281 часа. Какие самые необычные пациенты попадали в ваш центр? Честно говоря, спустя пять лет работы все они уже кажутся довольно обычными. Есть птицы массовых видов, есть внесенные в Красную Книгу РФ, они по понятным причинам попадают на реабилитацию реже. Но тех же орлов-могильников в «Вороньем Гнезде» сейчас содержится девять штук. Еще реже у нас на попечении оказываются птицы, нетипичные для нашего региона, например, сизоворонка или голубая сорока. Однажды к нам прямо вместе с клеткой привезли попугая жако [вымирающий вид попугаев, обитающих в Африке, — прим. ред.], отдали и уехали. А на территории вместе со стайкой гусей на постоянной основе живет эму по кличке Форрест. Для нас он уже кажется чем-то совершенно обычным, а вот посторонние люди обычно очень удивляются, когда из-за заснеженной бытовки где-то посреди Владимирской области на них выбегает эму. Может вспомните какие-то курьезные истории, связанные с пациентами или людьми, которые к вам обращались? Ой, таких историй много. За каждой из тысяч птиц, что поступили в «Воронье Гнездо», есть какая-то история. Кто-то эту птицу нашел, кто-то подобрал, кто-то привез и передал, а кто-то потом справлялся о ее судьбе, и нередко это будут разные люди, разные семьи, даже разные организации. Особенно веселые истории мы рассказываем в своих соцсетях. В этом году, например, я дистанционно — при помощи неравнодушной девушки и сотрудника полиции — отнимала у сотрудников магазина китайских продуктов двух незаконно изъятых из природы птенцов болотного луня. А пару лет назад была смешная история про помощника местного депутата, который приехал забирать у нас аиста без личного авто, и нести аиста ему пришлось по полю подмышкой. Надо ли говорить, что аист в итоге вернулся к нам? Содержать такой центр довольно затратно. Расскажите, помогают ли вам власти, или помощь поступает только от неравнодушных людей? Нет, власти нам не помогают, «Воронье Гнездо» все эти годы существует на пожертвования неравнодушных людей и наши личные средства. Несколько раз мы выигрывали небольшие гранты. Откровенно говоря, на поддержку государства мы не рассчитываем, т.к. формат нашей работы к этому не располагает. Как вы думаете, государство даст нам денег на то, чтобы мы реабилитировали ворон, синиц и уток? Вот и мы думаем, что не даст. Это же не орлы, и даже не лебеди. Так что лучшая помощь, которую мы на данный момент можем получить от властей, — это моральная поддержка. На сегодняшний день законодательная база, связанная с реабилитацией диких животных, в нашей стране находится в зачаточном состоянии, и далеко не все предлагаемые законопроекты в принципе совместимы с реальной реабилитационной деятельностью. Мы хотим работать открыто и по закону — и хотим, чтобы это было возможно. Есть ли некая универсальная инструкция, что делать в первую очередь, если нашли раненую дикую птицу у себя под домом? Если есть возможность, то птицу нужно сфотографировать и тут же обратиться к специалистам по работе с дикими животными. Если есть риск того, что за время ожидания ответа птица убежит или погибнет, то нужно ее поймать, соблюдая технику безопасности и правила гигиены. Бешенство птицы не переносят, этого можно не бояться, но опасные для человека заболевания у них бывают. Отлов стоит осуществлять в перчатках, использовать полотенце или куртку, в общем, ориентироваться по ситуации. После поимки птицу следует поместить в картонную коробку с небольшими дырочками для вентиляции — это идеальный вариант для временного содержания и транспортировки диких птиц. Сажать их в клетки ни в коем случае нельзя, дикие птицы в клетках сильно стрессуют и легко травмируются. Да, важно, что ловить птицу почти наверняка придется самостоятельно, т.к. на отловы мы не выезжаем, такой возможности нет. Доставить птицу до нас так же нужно будет своими силами, т.к. волонтеров на выезды у нас попросту не хватает. В любом случае, после получения обращения горячая линия подробно консультирует всех нашедших и уберегает от самых распространенных ошибок. Важный момент — передавать дикую птицу на реабилитацию нужно как можно быстрее. Очень часто мы сталкиваемся с тем, что люди, подобравшие птицу, пытаются выходить ее без профессиональной помощи, по наитию, а к нам обращаются уже после того, как птица, не получившая своевременной ветеринарной помощи, оказалась в критическом состоянии. Увы, за такую игру в спасателя ежегодно огромное количество пернатых платят своими жизнями. Наш сайт называется «Страсти». А что такое страсть для вас? Наша страсть — это птицы. Люди ужасно мало знают о птицах. Они всегда где-то далеко, где-то там, поют в кустах, невидимые среди листвы, или парят бесконечно высоко в небе. И когда птица оказывается в беде, лежит под ногами с кровью на взъерошенном оперении, не в силах ни улететь, ни убежать, люди теряются и пугаются. И тут появляемся мы, и у нас есть ответы на все вопросы, и мы можем помочь животному, к которому они зачастую боятся лишний раз прикоснуться. Птиц привозят родители с детьми, группы друзей, целые семьи, знакомятся с нами, подписываются на наши соцсети, рассказывают о нас друг другу. Во всем этом есть своя совершенно особая романтика. Ну и, конечно, ничто не сравнится с тем, ради чего мы тут все, собственно, собрались. Ради того самого момента, от которого дух захватывает, — когда птица, которая была на волосок от гибели, срывается с ладони и устремляется в небо — и как будто бы уносит с собой к облакам кусочек твоего сердца.