Ветеран уголовного розыска рассказал об особенностях работы в Смоленске в «лихих девяностых»

5 октября в России отмечается профессиональный праздник – День сотрудников уголовного розыска. Собеседник SmolNarod – один из тех, кто в «лихие 90-е» находился на переднем крае борьбы с криминалитетом, — подполковник полиции в отставке Владимир Ильюшкин.

В 1991 году Владимир Ильюшкин поступил в Калининградскую высшую школу милиции. Отучившись два года очно, перевелся на заочное отделение и приехал в Смоленск работать. В 1993 году поступил на службу в Промышленный РОВД отдела уголовного розыска. В 2001 году стал начальником уголовного розыска Заднепровского РОВД города Смоленска, с 2002 года — начальником криминальной милиции Заднепровского РОВД. В 2007 был переведен в Десногорск на должность начальника городского отдела милиции.

— Владимир Иванович, все-таки 1991 год – это, прямо скажем, переломный период в истории России. Почему решили пойти в милицию, в органы правопорядка? Тогда как-то все больше в коммерсанты шли.

— Вообще это у меня была, наверное, школьная мечта. Может быть, в какой-то степени повлияли фильмы тех лет. Была в советские годы романтика вокруг профессии сотрудника милиции. Но выбор в целом был осознанный.

— Расскажите, каким вам запомнился Смоленск, когда вы приехали в него в начале 90-х?

— Сейчас часто говорят о том, что в те времена у милиции не хватало транспорта, не хватало бензина, оружия. Может быть, в какой-то степени действительно не хватало, хотелось бы больше. Были определенные потребности у личного состава. Но было и желание работать. И я не скажу, что все было брошено напропалую. Мы регулярно задерживали незаконопослушных людей, и тюрьма пустой никогда не была. На тот момент, я бы так сказал, что загружена была чрезмерно.

— А как в те времена обстояли дела с таким явлением, как сращивание криминала и правоохранительных органов?  Ходили в свое время легенды, что некоторые наши уголовные авторитеты при любом развитии событий оказывались на свободе именно по этой причине.

— Это сказки на потеху публики, наверное. Жуликов регулярно задерживали, воспитывали. Но вопрос в том, что на тот момент не было технологий, видеокамер, не было такой телефонизации, как сейчас. А количество преступлений росло лавинообразно, и их сложно было доказывать. Но, несмотря ни на что, мы раскрывали, сажали, поддерживали правопорядок. У нас Смоленск не был «Чикаго». Все было под контролем. Хотя криминал всеми силами пробивал себе дорогу.

Для понимания того, в каких условиях нам приходилось работать: в 90-е годы количество заказных убийств в Смоленской области за год где-то было порядка 50. То есть получается, что по одному заказному убийству каждую неделю, а может быть и чаще. Причем убивали всевозможными способами: стрельба, поножовщина, взрывы. Если смотреть сводки по городу Смоленску тех времен, в день происходило 1-2-3 убийства (чаще на бытовой почве), 2-3 разбоя, десяток квартирных краж, десяток угонов машин. Плюс заказные убийства, как я ранее озвучил, порядка 50 в год. Это были подготовленные, серьезные преступления. Их пик пришелся на конец 90-х, когда были разборки между преступными кланами, которые начали сами себя изъедать. Были еще и резонансные преступления, которые до сих пор остаются не раскрытыми.

— Если сравнивать уголовный розыск тех лет с днями сегодняшними: его роль в органах правопорядка изменилась?

— С тех пор поменялось экономическое положение в стране, ввиду этого меняется и криминогенная обстановка. В 90-е годы преступления совершали люди, наверное, от безнадежности, потому что есть было нечего, работать было негде. Государство в каком-то смысле позволяло это делать, ведь преступность занимает те ниши, которые освобождает для нее государство. После 2010-го это уже совершенно другая криминогенная обстановка и совершенно другие возможности. Камеры видеонаблюдения на каждом углу, система «умный город» — все это большое подспорье для органов правопорядка. Мы же работали без всего этого. Связь, телефонные автоматы на улице – вот и все. В конце 90-х только потихонечку начали появляться сотовые телефоны.

Ввиду снижения криминогенности обстановки меняется и потребность в правоохранительных органах. Но кто бы что ни говорил, в 90-е отношение к нам со стороны государства было должное. Да, мы прошли через все проблемы, которые были тогда у государства. Были задержки с выплатами зарплат, случалось, что рассчитывались с нами и продовольственными пайками, сложное было время. Но в штате у нас был комплект.

 — Какие эпизоды из вашей карьеры сотрудника уголовного розыска вам запомнились более всего?

— По самым скромным подсчетам получилось, что я принимал участие в «посадке» более тысячи человек. В основном как опер я занимался тяжкими и особо тяжкими преступлениями. Как правило, это убийства, изнасилования, тяжкие телесные повреждения. Был и бандитизм, кражи, разбои. Да и организованной преступностью в Смоленской области на тот момент уголовный розыск занимался, наверное, даже с большим успехом, чем УБОП.

Из интересных историй… Например, в 1994-1995 году мы задержали двух молодых людей, которые промышляли черным риэлторством. Мы достаточно быстро их вычислили и задержали, но они на двоих успели убить четыре человека. В одном случае убили двух братьев, расчленили их и утопили в озере ТЭЦ-2. Их тела были найдены. Еще одного человека они убили, но захоронили на кладбище как бесхозного. Помню, как нам пришлось искать труп. Смотрители нам показали площадку, наверное, 100 на 100 метров, и говорят, «вот тут ищите». Табличек никаких не было. Это тот случай, когда убийство имело место, но оно не нашло отражения в приговоре – труп не был найден. Также один из отморозков задушил девчонку за то, что она хотела его выдать. Она ведь с ним знакомилась как с приличным человеком и случайно узнала, чем он занимается. Решила не молчать и сообщить полиции. Ее труп был обнаружен под Чертовым мостом.

— А как они легализовывали такие квартиры?

— На тот момент с этим проблем не было. Находились какие-то поддельные доверенности, левые нотариусы. В стране был бардак. И это касается не только квартир, а всего – тех же угнанных машин, которые до сих пор «всплывают» на рынке с перебитыми номерами.

Еще было нападение на таксиста. История такая: пропал таксист, последний звонок он сделал в свою диспетчерскую, сказал, что взял на ж/д-вокзале двух ребят, везет их в Демидов. И пропал. К нам достаточно быстро обратились в связи с исчезновением человека. Мы изучили возможности отъезда, отхода преступников. Для меня это преступление памятно тем, что оно было раскрыто, не выходя из кабинета. Я позвонил в Демидов, попросил ребят посмотреть дорогу, которая идет от Смоленска на Велижскую трассу. Как ни удивительно, они сумели найти какие-то квитанции из этой машины на обочине. И рядом буквально дорожка была в лес, и прямо на дорожке был зарыт труп таксиста. Потом мы сделали запрос в Псковскую область. Нам ответили, что эта машина останавливалась сотрудниками ГАИ за превышение скорости на псковской территории, и у них остался протокол на водителя. В течение часа-двух мы выяснили, что они могут ехать в Мурманск, и на въезде в город их ребята задержали. Нам осталось только съездить в Мурманск, пригнать машину и вернуться. Ну а человека не вернуть, к сожалению. Человека убили и закопали.

— Среди тех, с кем вам довелось поработать, — Валерия Скорошевская, которую называли «Легендой уголовного розыска». Расскажите, что это была за женщина?

— Валерия Васильевна — это был, конечно, выдающийся человек, женщина, которая могла заменить с десяток мужчин. Она специализировалась на карманных кражах, могла безошибочно определить карманника в толпе и задержать его с поличным.

Феномен Скорошевской в преемственности поколений, что всегда была силой уголовного розыска. Ведь у нее на момент поступления на службу в милицию не было профильного милицейского образования, она окончила смоленский пединститут по специальности «физика и математика». Благодаря работе пионервожатой в ней открылся педагогический талант, умение понимать подростков, в том числе трудных, видеть их насквозь. Так она и решила перейти на работу в органы внутренних дел, окончила заочно Могилевскую школу милиции. Здесь к ее способностям прибавилась школа смоленской милиции, были у нее наставники и учителя. А потом, когда она уже стала маститым опером, она сама начала учить молодежь.

В нашем деле важно чутье, умение понимать психологию преступника, мыслить его категориями. Эти навыки передаются от старших к младшим. Так тянется с незапамятных времен и будет, я думаю, продолжаться всегда. И вот Валерия Васильевна была одним из тех людей, которая многих научила. И достаточно много людей даже в современной полиции, которые должны быть ей обязаны своей школой.

В бытность опером у нее была группа младших инспекторов в управлении уголовного розыска, которое ловило карманников. Сейчас это преступление уже из разряда экзотики. А тогда это было достаточно распространено. Валерия Васильевна была человеком открытым. Она брала на задержание молодого паренька, рассказывала, показывала на собственном примере. Это то, чему не научат в институте, это и есть преемственность.

— Ваша профессия была связана связана с риском для жизни. Как вы оценивали риск для себя лично?

— Да никто об этом не задумывался. На моей памяти были потери личного состава, но, как правило, это было связано с какими-то несчастными случаями. В моем отделе не было сотрудников, которых убили в процессе исполнения ими своих служебных обязанностей. Что бы ни говорил про те времена, но и жулики, и бандиты относились к милиции с уважением, боялись. Хотя, конечно, были и случаи, что называется, на грани.

Помню, в конце 90-х мой отдел расследовал убийство криминального авторитета Фахри. Ему заложили взрывное устройство в подъезде на улице Рыленкова, но взрыв произошел немножко раньше. Фахри вылетел из подъезда на дверях, был контужен, но выжил. Спустя какое-то время – очередное покушение. Киллер подкараулил его возле дома и застрелил. В машине вместе с Фахри находились его единомышленники — три человека, в том числе и брат. Завязалась перестрелка, брат был ранен в ногу, а киллер пытался убежать. В этот момент с обеда едет наш дежурный опер Игорь Соломичев, и видит, как через улицу Рыленкова бежит человек с пистолетом. Он выскакивает из машины и бежит за ним. Догоняет его возле общежития на проспекте Строителей. Там две общаги, между которыми не было сквозного прохода. Киллер был не местный и не знал об этом, попался в западню. Началась перестрелка. Игорь предложил ему сдаться. Киллер говорит: «А ты кто»? Соломичев: «Я милиционер». Тот: «Я тебе не верю, покажи удостоверение». Он ему из-за дерева удостоверение показывает. И киллер сдался, хотя у него в ТТ-шке оставалось четыре патрона, еще и граната была. И он его задержал. Доставили его в наш райотдел. Я еще как раз дежурил в этот день, и я его допрашивал первым. Вот такие были случаи. Кстати, Игорь Соломичев в конце 90-х был направлен на Северный Кавказ, и вернулся из командировки с государственной наградой.

— Расскажите о своем опыте взаимодействия с криминальными авторитетами.

— С 1998 по 2001 год я работал в аналитическом отделе управления уголовного розыска, где занимался оперативным сопровождением и разработкой лидеров организованной преступности. Поэтому лично был знаком со всеми нашими «звездами» организованной преступности: от Винокура и до более мелких «товарищей» типа Рэмы, Кэчи. И у меня была специальная кассета, на которой все они были запечатлены в антураже ИВС. Проблема в том, что доказывать на тот момент хорошо подготовленные преступления было сложно. А у того же Винокура в наличии было все: и оружие, и средства связи, и транспорт. Поэтому я не скажу, что мы их поголовно сажали. Но сажали.

Мне в бытность работы в отделе уголовного розыска в основном приходилось заниматься расследованием тяжких и особо тяжких преступлений. Вспоминаю убийство того же Рэма, когда его расстреляли в машине на проспекте Строителей возле его дома. Киллер устроил пальбу из двух ТТ, а в машине, на которой приехал Рэм, находилось еще три девчонки. Так вот киллер хоть и стрелял с двух рук, только ранил его, а девчонки чудесным образом остались целыми, хотя машина была как решето. Рэм был ранен, но выжил и пытался убежать от киллера. Когда у него кончились патроны, он жертву настиг и закончил работу ножом. Вот на такие вызовы выезжали оперы из моего отдела.

— Тигран Петросян действительно был такой уникальной личностью?

— Был обычный бандит, будем говорить, но наглый. Попадался, получал по ушам. А потом, когда у них появились деньги, появилось больше возможностей, — да, он стал показательным индивидуумом в преступном мире, сколотил свою бригаду. Но со временем они все-таки друг друга уничтожили — Тиграновская группировка и Винокуровская. Хотя начинали они вместе.

— В канун профессионального праздника что бы вы хотели пожелать своим коллегам?

— В первую очередь, хочется еще раз вспомнить наших ветеранов. Многих из них уже нет с нами. Некоторые еще живы и здравствуют. Нужно сказать им огромное спасибо за то, что они делали в тот достаточно сложный период. Это ветераны уголовного розыска Харламенков Игорь Васильевич, который более 20 лет возглавлял Отдел уголовного розыска УВД Смоленской области, Морковников Александр Борисович, Бобылёв Владимир Михайлович, Бугаев Виктор Константинович, которых, к сожалению, уже нет в живых. Из ныне здравствующих ветеранов низкий поклон Валерию Петровичу Шефаровичу, Владимиру Петровичу Астанкову, Виктору Федеровичу Петрову. И, конечно, хочется сказать спасибо сотрудникам, которые работают сегодня с полной отдачей и с полным участием.

Есть ребята, которые принимают участие в СВО. Мой бывший заместитель по Десногорску Руслан Олейников был ранен, он сейчас в госпитале. Ему было далеко за 40, и он решил пойти добровольцем защищать Родину. Как в годы Великой Отечественной войны, сотрудники уголовного розыска были и остаются на переднем плане.