В краю звучащего янтарного песка
В Калининграде в очном формате прошел уже VI по счету международный литературные фестиваль-конкурс «Русский Гофман – 2021», собравший под свои знамена 822-х авторов из России, Белоруссии, Казахстана, Израиля, Украины, Германии, США, Канады, Молдовы, Чехии, Латвии, Финляндии, Китая, ОАЭ, Англии, Дании, Бельгии, Индии, Черногории, Франции, Швейцарии и Испании и др.
Предлагаем вниманию читателей стихи победителей.
Полина ОРЫНЯНСКАЯ (Московская область, г. Балашиха)
***
Я отзываюсь на тебя,
как штора на касанье ветра.
Я раздеваюсь, торопясь,
и солнца золотая цедра
горчит, разбрызгивая сок
на пол, на простыни, на кожу.
Ты снова будешь одинок.
Я тоже.
Но лето спаривает птиц,
пчелу с цветком и зной с прохладой.
Как скомкан сарафана ситец
уже от взгляда.
Гортанно, жадно, горячо
стонала горлица иль пела.
И так бело на загорелом
под узкой лямочкой плечо...
Над гнездом кукушки
Ляг. Лежи. Томись или отдыхай.
Рассматривай паутину или считай овечек.
Все, что с тобой происходит, для времени чепуха.
Потому что оно не лечит.
Потому что этот зимний белый халат,
который ты принял за панацею,
время надело как лаборант
с единственной целью –
ставить опыты: тут надавить, подрезать там,
послушать, где больно, а где очень больно,
а самые черные истоптанные места
посыпать солью.
Оно заставляет, испив до дна,
оказаться на самом дне в пустоте и холоде,
и смотрит, кто выживет, а кто ни хрена.
И однажды в какой-нибудь полдень
ты чувствуешь, что и зимнего солнца хватает вполне,
лучшее – враг хорошего после той петрушки.
А думаешь, что выжил и стал сильней...
Вот такой полет над гнездом кукушки.
***
Ночью славно. Мирно, мерно
за окошком снег валит.
Лучше времени, наверно,
не бывает для молитв.
Не таких, чтоб по канону,
просто – света и тепла.
Просто думать полусонно,
кем я стала, кем была.
Как на майские над дачей
снова будет дым кружить.
Опрокинет дед стаканчик.
Жив!
Как с утра, кряхтя мотором,
лодка тащит рыбака.
Как потом поедем в горы,
как в горах ворчит река,
а ее цикады глушат...
За окошком валит снег.
Бог, спасибо, что послушал.
Дальше знаешь сам, как лучше,
Ты хороший человек.
Александр КОНОПКИН (г. Саров)
***
Глухую полночь выставил как щит –
Ни облаков, ни ветра, ни прохожих;
Никто не видит, как меняю кожу,
Никто не слышит, как она трещит.
Никто не спросит: «Господи, зачем?»
Не ободрит: «Давай, ещё немного!»
Зато не надо говорить: «Не трогай»
И ловко избегать колючих тем.
Светает. Смысла нет ложиться спать –
Сейчас будильник, все вокруг проснутся.
И, отмывая от окурков блюдце,
Опять и снова силюсь угадать:
«А эта кожа мне не станет жать?»
***
Скрипучий мост протянут над рекой –
Махрятся тросы, ржаво плачут блоки,
И пожилая женщина с клюкой
Застыла на мосту как на пороге,
Как будто, наконец, дошла домой,
Но силы вышли, и ослабли ноги.
Июль, жара, пропитан солнцем день,
Вода в реке коричнево-прозрачна,
И вётлы вдоль воды – под ними тень.
Ты вдруг спросила: «Слышишь, вётлы плачут?
Я в детстве к ним ходила в темноте
Подслушивать. А дед ходил рыбачить».
Водила пальцем: «Там стоял сарай,
За ним дорожка к дому и качели.
А видишь, вдалеке остатки свай –
Там был причал, мы с братом там сидели,
Закутанные в старый размахай.
И соловьи о чем-то важном пели...
Мы с бабушкой пололи огород,
Пока не жарко. Я потом сбегала –
Мне шел тогда всего девятый год,
И мне тогда всего казалось мало:
И лета, и травы, и даже нот,
Что я из пианино извлекала.
Но город вырос, старый дом исчез.
И люди равнодушно ходят мимо,
Ведь здесь для них – одно из многих мест,
А мне сюда порой необходимо:
Я тут росла, я тут ждала чудес,
Тут запах детства и печного дыма...»
Задумчиво смахнула комара
И, посмотрев тожественно и строго:
«Как думаешь, когда придёт пора,
Мне можно будет попросить у Бога,
Чтоб за мостом качели, пыль, жара,
И бабушка встречает у порога?»
Анна РОКЕЦКАЯ (г. Москва)
На полпути
Как странен дождь на полпути зимы
Вот плащ промок до шелковой подкладки.
Волненье птиц. И с краешка волны
березы тощей мертвенная складка.
Берешь в прихожей зонт, выходишь без,
ничем ненужным рук не утруждая.
Для птиц ты человек и волнорез,
стоишь, как пень, от вечера до мая.
И дождь проходит сквозь тебя, как сон,
и сон в тебя втекает постепенно,
а ты не сводишь глаз с колючих крон,
себя забыв, дурак обыкновенный.
Когда-нибудь
Когда-нибудь закончатся стихи,
в обычный день – где мокнут лопухи,
в котором дверь веранды нараспашку,
и в щель глядит пытливая ромашка,
а сверху над ромашкой шмель пыхтит.
Как будто лес срубили на дрова –
такая тишь повсюду – трын-трава.
Слова уйдут без права возвратиться.
Что им ромашки, лопухи и птицы,
что им шмеля дурная голова?
Я лягу в тень, я тенью стану, что ж –
не наступи нечаянно, не трожь.
В том дне во сне заблудятся черешни,
и ничего уже не станет прежним.
Вот разве дождь.
Сергей ПОПОВ (г. Воронеж)
* * *
Подозревал, что бог следит с балкона,
когда к подъезду шпарил от угла,
где на шестом еще во время оно
слепая радость с присвистом жила.
Икона стиля там квартировала,
неотразимый ангел во плоти –
краса и гордость целого квартала
с необычайной жизнью впереди.
О, как она смеялась и курила!
И целовала в щечку дурака.
И полыхали ногти из акрила
огнём беды у самого виска.
Вот это счастье сдуру обломилось!
Лихая челка, кольца, каблуки…
На божий гнев похожа божья милость.
Но рассуждать об этом не с руки.
В отливах парикмахерского шика,
в разводах забугорного шмотья
смотрелась восхитительно и дико
та, что любила сладко и шутя.
И было что-то этакое в пепле,
что стряхивала цепким коготком –
и мужики корежились и слепли,
не вспоминая больше ни о ком.
Да он и сам – уже почти что в коме –
предполагал, что это навсегда.
И ничего нет правильнее кроме
всегдашнего явления сюда.
И рассуждать бессмысленно про это,
но разве с непривычки разберешь,
как быстро пепелится сигарета
и наглухо накатывает дрожь.
И на груди тускнеют побрякушки.
И по кварталу журится листва.
И протрезветь охота как из пушки,
хоть - ясен пень – живем лишь однова.
И вся любовь – обратная дорога,
где дерева, красуясь и дрожа,
запоминают лишь улыбку бога
с последнего сквозного этажа.
* * *
Рядом с Герценым квасить неловко,
и для этого дела была
у ворот чумовая столовка –
прямо первая дверь от угла.
Там в углу исключительный столик
был от всяческих взглядов укрыт –
смейся после четвёртой до колик,
кайся после десятой навзрыд.
И к тому ж кошельку пустомели
небольшой наносили урон
с беспощадной подливкой тефтели
и руины сырых макарон.
И кромешная сушь винегрета,
и компота дремучая муть
вопреки аппетитам запрета
помогали судьбу обмануть.
Нарушенье законов и правил
перцем радости жгло пищевод,
чтобы Хронос похмельем приправил
заводную эпоху невзгод.
Обещаний невзрачные вехи
спрятал в кухонный дым сигарет,
выдал выпускнику на орехи
дармовой общепитовский бред.
Чтоб кололись скорлупки да ядра –
сокрушительной жизни тщета,
где от прелести прежнего яда
не осталось уже ни черта.
И какого неведомо черта
там, где лоха щадила беда,
нынче клуб под названием «Форте»
и лабает Козлов иногда.
И считается славной манера
сытым джазом травить на убой,
чтоб ореховый тон интерьера
рифмовался с облезлой судьбой
там, где Герцен подзуживал сдуру
под убойную музыку сфер
эмигрировать в литературу
из граненого СССР.
Сергей ЛЕОНТЬЕВ (Московская область, г. Белоозерск)
Пробежка
Мы назавтра пораньше встанем,
Влезем в новенькие штаны,
Ни оладьи мутить не станем,
Ни омлет, потому что мы
Поспешим поскорей из дому
По морозцу, туда, где он –
Наш с тобою объект искомый
Под названием «Стадион».
И, подбадривая друг друга,
Мимо дома, где надпись - «ЦОЙ»,
Побежим мы с тобой по кругу,
Побежим мы с тобой трусцой!
Удивляясь, что жили прежде
Мы без спорта – такой изъян! –
И кивая слегка небрежно
Попадающимся друзьям.
Намотаем кружочков десять,
Перейдем на активный шаг...
Надо будет друг дружку взвесить
Перед завтраком, натощак.
А затем, поменяв футболки,
Подкачаем бедро и пресс
И набросимся, словно волки,
На распаренный геркулес.
Разберём под яичко всмятку
И под свежий морковный сок,
Как же бегать – с носка на пятку
Или с пяточки на носок?
Помечтаем с тобой, что к лету
Не узнаем себя совсем...
– Положи мне еще котлету.
Все, заметано. Завтра в семь!
***
В небе Солнце вовсю лучилось,
Ждали подвиги впереди...
В семь, конечно, не получилось.
Мы проспали до девяти.
И не знаю уж, как так вышло,
Только в утренней тишине
Вся ты – спелая, словно вишня,
Вдруг шепнула: – Иди ко мне!
На другое потратим силы…
Ну, а бег наверстаем, че ж!
И, обнявши тебя, спросил я:
– Ты мне блинчиков испечешь?