Черный сентябрь 2004 года

18 лет – это примерно одно поколение. Выросли те младенцы, которых смогли освободить в первый день захвата заложников, повзрослели школьники, уцелевшие в аду спортзала Бесланской школы. Многие не перенесли страшного горя утраты своих родных. Многие остались инвалидами навсегда. Мраморный «Город Ангелов» потрясает размерами, суть его не умещается в человеческом понимании. Открылась новая красивая Школа №1 напротив той, что была убита 18 лет назад вместе с педагогами, учениками и их родителями. Скончался смотритель «Города Ангелов», все эти годы не покидавший кладбища, где среди других жертв теракта похоронена его дочь. Начало учебного года в Осетии сместилось к 5 сентября, а первые три дня месяца в Беслане проходят Дни памяти жертв теракта. Прошло 18 лет с немыслимо жестоких дней теракта против детей в небольшом осетинском городе Беслан. Тремя годами ранее, тоже в сентябре, террористы Аль-Каиды совершили гораздо более масштабный теракт, протаранив пассажирскими самолетами «башни-близнецы» Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. 9/11 и 9/1 связывает многое, и в то же время – ничего, кроме этих похожих цифр. Теракт в Нью-Йорке оставил вопросы, на которые нет ответов по сегодняшний день. Убийство детей с родителями и педагогами в Беслане тоже может так и не получить исчерпывающих ответов, и не только потому, что человеческая психика блокирует понимание такого рода событий. Создано 260 томов уголовного дела по Беслану, но пока так и не сложилось цельной картины, которая связала бы воедино все части этого преступления. Беслан должен был стать для чеченских боевиков самым болезненным ударом в ходе всей многолетней террористической кампании. С самого начала нулевых годов постоянные теракты на территории всей России, а не только в Чечне, стали стратегией боевиков. Однако пиком террористической кампании стал 2004 год. Террористы, взорвавшие Всемирный торговый центр, не выставили никаких требований, говорить после теракта было уже не с кем, и даже с заказчиком – бессмысленно. Требование боевиков в Беслане было повторением не выполнимого ультиматума террористов «Норд-Оста» – вывести войска из Чечни – поэтому оно даже не было изначально сформулировано в таком виде. Текст на тетрадном листке, который поручили вынести одной из заложниц, не соответствовал масштабу теракта: «Мы требуем, чтобы пришли на переговоры президент республики Дзасохов, Зязиков – президент Ингушетии, Асланбек Аслаханов (тогда - помощник Президента РФ), детский врач Рошаль». Одновременно они угрожали взорвать здание в случае штурма и убивать по 50 заложников за каждого уничтоженного террориста. В записке был указан контактный телефон, и это внушило некоторые надежды на возможность ведения переговоров. Устно передали, что главное требование – вывод войск из Чечни, остальные требования им хорошо известны – имелась в виду отставка В. Путина. Почему сразу не начался штурм школы или другая операция по спасению заложников? Во-первых, республиканский штаб под управлением А. Дзасохова был создан всего через полтора часа после захвата школы. Во-вторых, боевики выставили в окнах детей, чтобы предотвратить штурм, а за это время деловито протягивали провода, минируя школу, развешивая взрывные устройства по спортзалу. В полдень по указанию В. Путина руководителем оперативного штаба по освобождению заложников был назначен начальник УФСБ по РСО-Алания В. Андреев. Школу блокировали внутренние войска, милиция, армейские спецподразделения, жителей близлежащих домов эвакуировали, организована прослушка радиоэфира. Замешательство в действиях штаба объяснялось отсутствием информации, беспрецедентным объектом теракта – детьми – и слухами, которые постоянно вынуждали менять планы. Так изначально было сообщение о захвате двух школ, потом информацию уточнили. По всей Республике ввели усиленные меры безопасности стратегических объектов, всех школ, детских садов, вузов, отменили все авиарейсы на Владикавказ, но при этом почему-то не были усилены блокпосты на границах Республики. Количество заложников якобы оставалось неясным, хотя выпущенная с запиской женщина сообщила, что заложников около тысячи. На второй день штаб сообщил, что по их подсчетам в школе находится 354 заложника, а переданный им контактный телефон боевиков заблокирован. Заложницу выпустили еще раз уже с другим номером, предупредив, что «их нервы на пределе», и в этот раз она даже уточнила количество захваченных боевиками людей: «Нас примерно 1300». Как известно, А. Дзасохов не был допущен оперативным штабом к встрече с боевиками, Зязиков просто не приехал, попытки муфтия РСО-Алании поговорить террористы отвергли, как и предложение обменять детей-заложников на высокопоставленных осетинских чиновников, передать людям воду и медикаменты. Одна из шахидок подорвала себя, после чего боевики стали расстреливать мужчин и выбрасывать их из окна. С этого времени штаб распорядился подготовить больницы Владикавказа к приему раненых, а также принять летающий госпиталь из Ростова-на-Дону. Жителями города уже был составлен почти полный список заложников, но «по данным властей Северной Осетии» он по-прежнему не превышал 354 человека. Многочасовые переговоры в ночь на 2 сентября доктора Рошаля ни к чему не привели – террористы отказались передать людям лекарства и воду, обменять детей на взрослых. Не возымело никакого влияния обращение ингушей, их муфтиев и даже жены одного из установленных боевиков, которую срочно привезли в Беслан. Все признаки ожидавшегося штурма приводили в отчаяние родственников заложников, всех собравшихся вокруг школы людей, количество которых росло с каждым часом. В соседнем селе Фарн спецназ даже провел в сельской школе учения по силовому освобождению заложников. Напряжение нарастало, люди требовали от властей не допустить штурма школы, под этим давлением штаб гарантировал боевикам беспрепятственный выход из школы и отъезд за пределы Республики, большую сумму денег и даже освобождение арестованных ранее участников нападения на Назрань. Все тщетно. Тут следует вспомнить один факт. По кулуарной информации, часть террористов на второй день смогла выбраться из школы и незаметно для всех скрыться с места преступления. Разумеется, кто-то им помогал транспортом и сопровождением, а те, кто остались в школе, знали о своей участи с самого начала – они расходный материал, судя по признанию самого Басаева уже после теракта. К примеру, он сказал: «Братьев Кулаевых и двух их односельчан я набрал в группу в последний момент для количества, в половине пятого вечера 31 августа, а в восемь вечера отправил на операцию. Из них я знал лично только Хан-Пашу, у которого полностью отсутствовала правая рука. Ему я дал пистолет и одну гранату, остальным автоматы и по два-три рожка к ним, сказав им, что их обязанность – стоять на посту». Басаев не был полководцем «всея Ичкерии», никто, в том числе и Масхадов, не могли контролировать полностью всех боевиков, каждый полевой командир был стратегом на своем участке. Шамиль Басаев выполнил локальную задачу – дестабилизировать ситуацию, но резонанс, вызванный в мире «Норд-Вестом», как он назвал свою операцию, был не в пользу «независимой Ичкерии». Теракт не мог остановить Контртеррористическую операцию, не мог заставить Путина уйти в отставку или вывести войска из Чечни, хотя по некоторым данным убитые горем родители обратились к нему с такой просьбой. Вывод войск – дело далеко не одного дня, ни один заложник бы не выжил за такое время, а давать обещание вместо реального вывода еще более странная затея. И все же это факт, что не были использованы и исчерпаны все возможности переговоров, когда ожидалось, что ради спасения детей можно даже начать вывод каких-то подразделений. Терявшие терпение бандиты периодически начинали стрелять из окон школы, в духоте запертого спортзала люди теряли сознание, маленькие дети становились невменяемыми и рассеянно начинали бродить между людьми, задевая провода. В это время к переговорам подключился Руслан Аушев, которого пропустили в спортзал с заложниками после телефонного разговора с одним из лидеров чеченских сепаратистов Ахмедом Закаевым. Через час боевики отпустили 26 заложников – 15 младенцев и 11 женщин. Некоторые из матерей, которым разрешили вынести младенцев, по сегодняшний день видят перед собой глаза своих старших детей, оставленных в школе по требованию боевиков. Но где-то в глубине души все же была надежда на Высший Разум, который не допустит убийства детей. Впрочем, после захвата басаевцами больницы в Буденновске, рассчитывать на милосердие было бы наивностью. После обнадеживающей новости об освобождении небольшой части заложников становится ясно, что посредничество в переговорах с боевиками берут на себя те, кто, собственно, запланировал эту бесчеловечную акцию. Но выбора не было. Закаев вышел на связь с лидером чеченского подполья Масхадовым, тот обещал вмешаться и помочь с освобождением заложников, шло обсуждение его требований о гарантии безопасности. Но к тому времени в Беслан уже подъехали танки и бронетранспортеры. Подразделения отрабатывали на близлежащей местности совместные действия по освобождению заложников. Штурм здания школы почти все видели в прямом эфире. Специалисты говорят, что обычно именно третий день взятия заложников является наиболее подходящим для штурма захваченного объекта – так было в Буденновске, так было на Дубровке, так ожидалось в Беслане. На третий день удержания заложников террористы бывают морально и физически вымотаны, теряют бдительность, а с другой стороны – теряют контроль над собой и могут начать тотальное истребление заложников. Они практически не спят эти три дня, находятся в постоянном напряжении, у них периодически пытаются сбежать заложники (даже из Бесланской школы удалось убежатьнескольким заложникам, в том числе, детям) и, кроме того, они находятся под постоянным наркотическим воздействием и готовятся к смерти. Так что ночь на 3 сентября была для них последней, как и для третьей части всех заложников. Третьего дня ждали со страхом родители, родственники заложников, все горожане, вся Осетия. Еще раз их пытается обнадежить Дзасохов, что штурм не понадобится, потому что к переговорам подключились «новые влиятельные фигуранты». Все слышали о попытках привлечь Масхадова к переговорам с боевиками, но было известно, что он прячется, избегает быть втянутым, боится, что его схватят федералы. Все же после небольшого успеха Аушева люди хотели верить, что спасение возможно, несмотря на то, что озверевшие от неопределенности боевики стали периодически стрелять из гранатометов со стороны школы. Утром третьего дня террористы согласились разрешить вывести с территории школы тела убитых заложников, к дворику школы даже подъехала машина МЧС, это был тоже обнадеживающий шаг в переговорах. Кульминацией стало сообщение Закаева Дзасохову о том, что Масхадов готов прибыть в Беслан при условии гарантии его безопасности… Но через час надежда на спасение испарилась вместе с первыми взрывами. Есть много свидетельств, утверждающих, что взрывы прозвучали внутри спортзала: от тридцатиградусной жары в спортзале все плавилось, скотч, которым было примотано к баскетбольной корзине взрывное устройство, отклеился, оно упало и взорвалось. Действительно, прямо под баскетбольным щитом была большая воронка от взрыва, после которого начался хаос. Но другая часть заложников явственно помнит, как после сильнейшего взрыва образовалась большая дыра в потолке, в которую они даже успели увидеть небо. И эта дыра, вокруг которой сразу начал гореть и плавиться потолок, по мнению специалистов, никак не могла образоваться от той взрывчатки, что отклеилась от корзины и разорвалась на полу, а, скорее всего, скотч расплавился от начавшегося пожара. Боевики приказали части заложников бежать в столовую и актовый зал. Через 22 секунды прозвучал второй взрыв. После чего начала обрушиваться горевшая крыша, под ней погибло много заложников. Штурм начался. Все, что происходило позже, разложено по крупицам следственными органами, парламентскими комиссиями, независимыми исследователями, журналистами, родственниками погибших. Практически все крупные информагентства мира вели прямую трансляцию со двора Бесланской школы. Из образовавшегося в стене пролома стали выбегать люди, кто еще мог двигаться, окровавленные полуголые дети, спецназ вошел в здание и вел бой в коридорах и учебных классах, в библиотеке со взломанным полом, заваленным «Абетæ» и другими учебниками, в литературном кабинете, где так и остался висеть одинокий портрет Маяковского с простреленным глазом. Десять спецназовцев подразделений «Альфа» и «Вымпел» погибли в бою с террористами, спасая заложников. Все, кто мог, помогал вытаскивать раненых, помогал уцелевшим выбраться... На фотографиях того дня видно, что в разгромленной школе за окнами среди обломков, трупов и крови все еще находятся люди, обессиленные и контуженные, некоторые из них даже стоят – никто не знал, насколько безопасней снаружи, где шла настоящая война. Фотография маленькой девочки, которая выбралась через окно, но быстро вернулась и стала залезать обратно, трогает до слез... Закончились эти бесконечные три дня, но еще дни, недели и месяцы многие жители Беслана не могли найти своих близких среди погибших, опознать которых уже было невозможно. Когда начались похороны опознанных жертв теракта, на третий день после штурма, в Беслане полил дождь, жара спала. Дождя хватило на всех: и на заложников, умиравших от обезвоживания в пекле наглухо закрытой школы, и на боевиков, упакованных теперь в черные мешки с номерами, и на раскаленные, дымящиеся развалины школы с еще недо конца убранными фрагментами останков людей. На весь этот сгоревший в бесчеловечном огне мир, где можно убивать детей. Хотелось, чтобы дождь не прекращался до тех пор, пока не будет призван к ответу каждый, кто хоть как-то способствовал этой кровавой бойне, пока не будет отомщен каждый погибший ребенок или взрослый. Президент В. Путин на встрече с матерями Беслана в 2005 году признался с горечью: «Должен сказать, что согласен с теми, кто считает, что государство не в состоянии обеспечить сегодня в необходимом объеме и необходимом качестве безопасность своих граждан»... С тех пор сделано многое для борьбы с терроризмом, но помнить о Беслане – долг всех цивилизованных людей, ужаснувшихся тому, как легко может человек принять звериный облик и лишить жизни ребенка. За какие бы ни было высокие цели. Инга Кочиева