Несколько забавных историй об Архипе Куинджи
Кем он был, этот Куинджи, что такого особенного в его пейзажах и как бедный сирота из Мариуполя стал богатым живописцем?
В 15 лет Архип Куинджи отправился учиться к Айвазовскому. В Феодосию он прибыл в рубахе, цветастом жилете, клетчатых, пузырящихся на коленях панталонах,и в соломенной шляпе. Кроме того, Архип был застенчив и толст. Юный Куинджи изрядно повеселил Ивана Константиновича и (особенно) его дочь Елену, они вдоволь посмеялись над его наивной деревенской мазней и вечно пунцовой физиономией.
В течение двух месяцев Архип жил под навесом во дворе, в мастерскую его не пускали. В конце «обучения» мэтр доверил Куинджи покрасить свой забор(впрочем, несколько дельных советов он все же получил — от ученика Айвазовского Адольфа Фесслера).
Этот урок Куинджи усвоил на всю жизнь. И сам никогда никому ни в чем не отказывал.
В молодости Архип Куинджи был страшно упрям. Не пасовал ни перед чем. Всюду видел вызов. Был готов прошибать стены лбом или, по словам Репина, «буравить землю насквозь». Касалось это не только творчества. Однажды, оказавшись на катке,он натянул коньки (которые видел впервые в жизни), вскарабкался на гору, скатился вниз кубарем и, конечно, сильно расшибся. Но тотчас встал на ноги и принялся карабкаться обратно. В другой раз Куинджи зашел к Крамскому и, застав его сыновей за уроком математики, потребовал, чтобы репетитор объяснил и ему. «Оставьте, Архип Иванович, все равно не поймете!» — возражал Крамской. Но Куинджи, ни разу не видевший ни одного уравнения, не унимался: «Позвольте! Я — человек и потому все могу понять!». Просидел всю ночь и к утру все же решил.
Или был такой случай. В деревне Дубки, куда питерские пейзажисты часто ездили на этюды, кто-то указал на огромную сосну, заметив, что на такую было бы решительно невозможно взобраться. «Что? Нельзя?» — оживился Куинджи и через несколько минут уже сидел на самой верхушке. «Упадешь, слезай», — кричали ему снизу. «Нет, — отвечал Архип Иванович. - Здесь хорошо. Питер видно».
У Архипа Куинджи был весьма непростой характер. Он был отзывчив, добр, щедр и вместе с тем порывист, вспыльчив, категоричен в суждениях. Когда Куинджи преподавал в Академии, стена в стену с его мастерской располагался класс Ивана Шишкина. Как-то раз Шишкин пришел к Куинджи с предложением прорубить в стене дверь. «Соединим их, — с воодушевлением говорил Шишкин, — ты будешь учить их колориту, а я рисунку!». Для Куинджи это предложение символизировало все те стереотипы, которые он пытался изжить в Академии — он не разделял живопись на рисунок и колористику. Дипломатом Куинджи не был и долго объяснять не любил. Он просто буркнул: «Никогда». Шишкин после этого почти не разговаривал с Куинджи и вскоре покинул Академию.
Еще в Мариуполе юный Архип влюбился в дочку богатого купца Веру. Но шапка была откровенно не по Сеньке: брак нищего подмастерья и наследницы состояния был невозможен. Отец Веры поставил юноше условие: разбогатеешь — отдам тебе дочь. Вера обещала ждать Архипа. И ждала 12 лет.
В 1875 году Куинджи сначала съездил в Париж (покупать фрак и цилиндр), а потом явился на родину — жениться. Очень странно, что Вера Леонтьевна все еще сидела в девках (дочери богатых провинциальных купцов расходились по женихам как горячие пирожки), но факт остается фактом: завоевав имя, деньги и положение, Архип Иванович явился в родное захолустье чуть ли не на белом коне за своей принцессой.
Свадьбу сыграли там же, а потом чета отправилась… на Валаам. У Куинджи там были дела (пара пейзажей и медовый месяц).
Супруги прожили вместе долгую жизнь: тихую, спокойную. Несмотря на богатство, Вера заботилась об Архипе сама: готовила ему, убиралась в доме, даже мыла кисти и растирала краски. Она пережила его на 10 лет и умерла в 1920 году в революционном Петрограде. От голода.
Яростный защитник авторского права
В 1873 году Архип Иванович написал картину «Ладожское озеро». Тонкий и изящный пейзаж привлек внимание критиков, в том числе, и невиданным доселе эффектом: художник изобразил камни на дне, которые просвечивают через прозрачную воду. Через 10 лет аналогичный прием использовал Руфин Судковский, друг Куинджи. Его картина «Прозрачная вода (Мертвый штиль)» и вправду подозрительно похожа на «Ладожское озеро», и там на первом плане точно такие же камни.
Куинджи рассвирепел и устроил огромный скандал, обвинив друга в плагиате. Критики и художники разделились на два лагеря: некоторые говорили, что Судковский и сам с усами, и более того — нарисовал камни лучше. Но Крамской и Репин, например, заявляли, что картина прямо заимствована у Куинджи. В споре победил Архип Иванович.
Очень многие картины Куинджи мы узнаем моментально, даже если еще не видели подписи под ними. Они отличаются удивительным эффектом света — хоть солнечного, хоть лунного. Глубину пространства и яркость на своих картинах мастер изображал, привлекая дополнительные цвета. До него никто не делал подобного.
Полотна Куинджи будто бы светятся изнутри. Не все верили, что этого можно добиться простым смешением красок: злые языки обвиняли художника в том, что на выставках Архип Иванович просто ставит дополнительный светильник позади картин.
Куинджи изучал импрессионизм: он бывал в Париже и внимательно следил за французскими коллегами. Поэтому на многих его картинах есть элементы импрессионистской техники: прерывистые, легкие мазки, динамичность и необычные сочетания цветов.
В «Лунной ночи на Днепре», чтобы добиться нужной черноты ночного неба, художник применил битумную краску и вовсю экспериментировал с пигментами. В итоге чернота получилась отлично. Даже слишком: Великий князь Константин Константинович Романов, очарованный картиной, купил ее и даже взял с собой в кругосветное путешествие. Под воздействием морского воздуха битумный пигмент повел себя не очень хорошо: полотно потемнело еще сильнее, чем задумывалось. Но мы его все равно любим.
У гениальности Куинджи было научное объяснение. Многие художники теряли покой, пытаясь повторить его палитру, достичь той достоверности, с которой Куинджи рисовал тени и свет. Говоря о картине «Украинская ночь», Крамской писал в письме Репину: «Я — совершенный дурак перед этой картиной. Я вижу, что самый свет на белой избе так верен, так верен, что моему глазу так же утомительно смотреть на него, как на живую действительность: через пять минут у меня глазу больно, я отворачиваюсь, закрываю глаза и не хочу больше смотреть».
Между тем, секрет «куинджевских красок» был проще, чем казался. Однажды Куинджи (преподававший в то время в Академии художеств) пригласил в класс своего приятеля — Дмитрия Менделеева. И тот принес прибор, позволяющий оценить чувствительность глаза к цветовым оттенкам. Куинджи сильно опередил по этому показателю своих молодых студентов. Он видел иначе. Не в плане творческой позиции, а в самом буквальном физиологическом смысле.
Мастер инсталляции и гениальный промоутер
Картины Куинджи «продвигались на рынок» в полном соответствии с законами маркетинга и рекламы, в те годы еще не сформулированными.
Написав свою знаменитую «Лунную ночь на Днепре», он показывал ее публике в своей мастерской — всего по два часа в день, а также устраивал «моновыставки»: своеобразные инсталляции, на которых выставлял только одну картину. Только представьте себе. 1880 год. Зал с тщательно задрапированными окнами, неосвещенный и зловещий. Тонкий луч электрического (!) света выхватывает из темноты «Лунную ночь на Днепре». Профит. Эффект от выставки был потрясающий, публика валила на нее толпами. Современные мастера художественной инсталляции рыдают от зависти.
Однажды в мастерскую зашел «молоденький офицер», желавший купить картину, о которой от кого-то слышал. «Ведь вы все равно не купите — она дорогая», — улыбнулся Куинджи,и назначил цену «тысяч в пять». «Молоденький офицер» оказался великим князем Константином Константиновичем, картину он, разумеется, купил. Эта история тотчас попала в газеты, и ажиотаж поднялся еще до открытия выставки в Обществе поощрения художеств. Куинджи первым устроил «выставку одной картины». Он впервые использовал искусственное освещение. Пресса неистовствовала,публика валила валом.
Впрочем, Куинджи не подозревал о том, что он гениальный промоутер. Великого князя он попросту не узнал, лампы использовал, так как боялся, что при солнечном свете здание из красного кирпича напротив даст «не тот рефлекс». Это был прямой и бесхитростный человек. Деньги и слава его не слишком интересовали.
В 1881 году на такой же выставке Куинджи показал «Березовую рощу» — и тоже тщательно все подготовил. И снова оглушительный успех.
Куинджи со своими экспериментами и эффектными ходами опередил свое время. Находились и те, кто яростно злословили в его адрес, обвиняя в дешевых трюках и нечестности, и критики от живописи, и хейтеры всех остальных мастей. В итоге обидчивый художник плюнул на все. Находясь на пике славы, стал затворником и на целых двадцать лет ушел в тень. С 1882 по 1901 годы он не показывал публике ни единой картины, уединился в мастерской и тихо работал. В этот период он успел пожить с женой в шалаше (в буквальном смысле!), поучить многочисленную молодежь живописи (стыдись, Айвазовский), съездить на Кавказ и обустроить имение в Крыму.
В этой добровольной ссылке Куинджи жил скромно, на светских мероприятиях не появлялся и был адски работоспособным паинькой: написал больше полутысячи эскизов и картин.
Куинджи был щедрым благотворителем. В 1891 году у Архипа Ивановича было несколько домов в Санкт-Петербурге, его картины отлично продавались, еще у него было то самое имение в Крыму, куда он привозил учеников на пленэры (не подумайте чего дурного, это просто рисование природы с натуры). Так что бедным человеком его назвать было нельзя.
Но жили они с женой очень скромно: чета не была замечена в крупных тратах или в швырянии денег направо и налево. Если не считать того, что Куинджи жертвовал огромные суммы на премии и на обучение для собратьев-художников.
100 000 рублей он подарил Академии художеств в 1904 году — на премии. В 1909 году пожертвовал Обществу художников имени себя 150 000 рублей и крымское имение вдогонку. Императорское общество поощрения художников получило от него 11 700 рублей. Были и другие мелкие, но постоянные пожертвования. Он жертвовал на школы и больницы, в его домах бесплатно жили студенты и бедняки, а большую часть своего состояния художник завещал тому самому Обществу имени Куинджи. Вере досталась пенсия в 2500 рублей.
Архипа Ивановича можно было назвать эксцентриком или гордецом, но никак не скрягой и стяжателем. Он поддерживал отечественную живопись всеми силами: не только деньгами, но и уроками. Куинджи научил рисовать целую плеяду молодых живописцев.
