Проза Калмыкии
Игорь Гриньков
Прозаик. Родился в 1951 году в Элисте. Окончил Астраханский медицинский институт им. А.В. Луначарского. По специальности – врач, судебно-медицинский эксперт. Автор книг «Очерки судебного медика. (Опыты эксгумаций)», «Хроники судебного медика – 2», «Белый пиджак», «Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман», «Криминальная истории», «Откровения судебного медика», «Вурдалак». Награждён федеральной медалью «За особый вклад в книжное дело».
Совесть
Рассказ
Совесть у федерального судьи N. за двадцать лет работы под сенью статуи Фемиды не то чтобы совсем исчезла, но уменьшилась до размеров только что оплодотворённой яйцеклетки, если такое сравнение уместно для бестелесной субстанции.
Её уколы N. чувствовал только в начале карьеры судьи, а потом они постепенно совсем прекратились.
А что? Работа хорошая, уважаемая, прилично оплачиваемая. Дом построил пристойный (не считая выделенной государством квартиры), машину, соответствующую своему статусу, купил, дочь в Москве выучил и там же жильём обеспечил в престижном районе, любовница и секретарша – на загляденье, люди чуть ли не в пояс раскланиваются. Отдыхать теперь N. ездил не в какую-то занюханную Турцию, а в Канны и Ниццу.
Но... появились сны. Неприятные такие, заморочные. Вроде и о реальных событиях прошлого, но с какими-то фантастическими наворотами, не позволяющими отличить бывшую явь от небыли.
Они приходили редко, но оставляли после себя неприятный осадок, который, однако, легко снимался стопкой-другой элитного виски, регулярно поставляемого разными добрыми людьми.
Некоторые сны забывались, но отдельные отпечатывались в памяти надолго. Нельзя сказать, что они сильно беспокоили N.; так, что-то вроде досадного скрупулюса (мелкого камешка), попавшего в сапог древнеримского легионера.
От сведущего народа N. слышал, что в хуруле – буддистском храме хорошо помогают от подобного рода заморочек; его шеф, председатель городского суда, например, каждую неделю туда ездил.
Решил и он испытать это на себе, договорился с ламой и поехал. Лама воскурял приятные благовония, что-то приглушённо читал в священных текстах, произносил заклинания. Торжественная мистическая обстановка действовала умиротворяюще, и N. проникся этой атмосферой, ранее ему незнакомой.
Визит к служителю культа повлиял благотворно. Новые сны перестали сниться N., а старые, периодически навязчиво повторяющиеся, снизились в сюжетном отношении до трёх, что уже было благом. N. на радостях накупил всякой буддистской атрибутики, которую разместил на рабочем столе, а на стенке, смежной с основной, с гербами Российской Федерации и Калмыкии, повесил большой красивый портрет Его Святейшества Далай Ламы Четырнадцатого. Он даже выучил две мантры, которые тайно повторял перед вынесением приговоров.
Старые три сна приходили теперь редко, обычно под утро, и уже не травмировали ранимую натуру судьи N. По частоте они располагались следующим образом.
На первом месте стояло короткое сновидение, связанное с переходом N. с должности следователя по особо важным делам городской прокуратуры на место федерального судьи горсуда. Показатели по следственной работе у него были отменные, стаж работы тоже соответствовал требованиям, а тут появилась такая заманчивая вакансия.
Экзамен N. достойно выдержал. Доброжелательно расположенный старший коллега (он же – толкач) разъяснил, что надо ещё «дать», подробно проинструктировав – сколько, кому и когда. Времена, дескать, сейчас такие, без этого ну никак не обойтись.
В сонном мозгу N. промелькнула невнятно и почти неслышно фраза, сказанная давным-давно одним из преподавателей юрфака университета:
– Продажное правосудие априори правосудием не является.
Промелькнула и угасла бесследно. N. собрал необходимую сумму, одолжив часть у родственников, и приготовил конверт.
Его беспокоила техническая сторона вопроса, как правильно всё сделать, не напортачить ненароком. Но всё оказалось очень просто. Постучав в нужную дверь, N. вошёл в кабинет, в глубине которого за столом сидел человек, погружённый в бумаги. На минуту приподняв голову, он молча протянул руку, взял конверт, бросил его в ящик стола и так же безмолвно вернулся к своим бумагам. Вопрос был решён, вожделенная судебная мантия уже висела в шкафу, дожидаясь своего владельца. N. понял, что все дела на белом свете на заключительном своём этапе решаются очень-очень просто. Важна лишь предварительная кропотливая работа.
Второе ночное видение было связано с периодом, когда судья N. взматерел в своей должности, постиг премудрости нахождения нужных компромиссов, научился находить шероховатости в обвинительном заключении прокуратуры или милиции (а парень он был толковый, с основательным багажом следователя), чтобы, используя эти лазейки, вынести «правильный» приговор без ущерба для себя.
Однажды в его производство попало дело о групповом изнасиловании. Девицу не слишком образцового поведения в извращённой форме изнасиловали четверо молодых людей: «босяк» с одной или двумя судимостями; два отпрыска известных в городе людей и некий господин по фамилии Мампух, значившийся частным предпринимателем.
Прокуратура бескомпромиссно предъявила обвинение всем четверым, а дело-то было деликатным. И судья N. Подошёл к нему взвешенно.
Девицу попросту купили, и в суде она заявила, что оговорила двух добропорядочных ребят и предпринимателя из мести. Они, дескать, обещали свозить её в ресторан, но обманули, а насиловал этот вахлак. На следствии она дала показания на невиновных под давлением. Она готова нести ответственность за дачу ложных показаний.
Генетическая экспертиза ничего не дала в отношении троих, насильники не допустили ошибки Билла Клинтона, хотя это трудно назвать ошибкой. Моника Левински просто сплюнула себе на платье и хранила драгоценную реликвию-улику до нужного момента, когда Билла надо было валить. А «босяк» оставил своё семя и в другом интимном месте, что экспертиза и показала.
Трое «оговорённых» при допросе в суде также заявили, что на следствии их вынудили под различными угрозами дать показания против себя. У каждого из них нашлось стопроцентное алиби. «Босяк», понимая, что за групповое получит больший срок, взял всю вину на себя. Судья N. дотошно выявил в деле и другие огрехи: там чья-то подпись не стоит; там адвокат не ознакомлен с каким-то второстепенным материалом; там дата неправильная.
В результате «босяк» получил несколько лет реального лишения свободы, трое были оправданы за отсутствием состава преступления и выпущены на свободу из зала суда, девица была строго предупреждена за оговор на следствии, а судья N. через некоторое время построил во дворе дома бильярдную с большим столом и купил себе разборный кий за 500$. Любил N. в свободное время покатать шары.
Ярился только прокурор, курировавший следствие, но Верховный суд оставил в силе первичный приговор городского суда. Ещё больший удар прокурор получил, когда спустя полгода господин Мампух был избран в Городское собрание, членом которого был и прокурор.
Потом Мампух исчез на несколько лет. Оказалось, что он за это время окончил юридический университет и обосновался в соседнем регионе в должности мирового судьи. Это известие совсем добило прокурора; от такого жизненного разочарования он, будучи абсолютным абстинентом, пил три дня без закуски.
События, растянувшиеся на несколько лет, спрессовались во сне в двухминутный «просмотр».
Последний сон был самым коротким и чем-то напоминал первый. Образовалась вакансия, на этот раз в Верховном суде республики. Об этом и в мечтах себе не каждый рядовой судья помышлял.
N. оказался одним из кандидатов на хлебную должность.
Уже обладая достаточным опытом, он подключил все свои связи, а для гарантии необходимый «взнос» увеличил в два раза, на этот раз уже не одалживая ни у кого, потому что своих хватало с избытком.
Но его ждало потрясение: прошёл другой кандидат-конкурент. «Взнос», естественно, никто возвращать не собирался.
Последними словами судьи N. во сне были:
– Совести у них совсем нет!
Старик
Рассказ
Ещё вчера, а может, позавчера его видели соседи по многоэтажному дому, одиноко шаркающего в сторону ближайшего продуктового магазина с неизменной холщёвой сумкой в узловатой от подагры руке; другая рука опиралась на грубо оструганную палку, отполированную временем.
Летом лысую голову старика с перышками бесцветных волос на пигментной коже прикрывал выцветший с пятнами и подтёками светлый картуз; зимой – кроличья шапка, меха на которой осталось столько же, сколько волос на голове владельца. На ногах, соответственно сезону, были или калоши, или ветхие солдатские ботинки, местами уже дающие течь.
Покупки деда в магазине были стереотипны: два пакета молока, хлеб и ещё кое-какие скромные мелочи. Но раз в году (только это был не государственный или религиозный праздник) он покупал бутылку дорогой водки, а к ней какой-нибудь деликатес.
Даже старожилы дома не помнили, когда у старика умерла жена, а дети, были они или нет, точно не знал никто. По крайней мере, к нему никто никогда не приезжал, и его никто не навещал. Казалось, что он проживал в своей двухкомнатной квартире целую вечность.
Тем более никто не помнил стройного мужчину средних лет в фетровой шляпе и элегантном пальто, выходящего из подъезда в лаковых туфлях к поджидавшей служебной машине.
Старик был всегда.
Дед откликался на «Иваныч», при этом щурил слезящиеся бесцветные глаза и улыбался ввалившимся беззубым ртом. При этом производил что-то вроде поклона, напоминая неуклюжую странную птицу.
Но вот перед Новым годом он исчез. Никто и не обратил бы на это никакого внимания, но через три-четыре дня в подъезде его квартиры появился сначала слабый, потом нестерпимый зловонный запах, усиливающийся именно у дверей «Иваныча».
Пришлось вызывать оперативноследственную группу с бригадой МЧС, вскрывшей дверь.
Остальное действо происходило, как в театре абсурда. Следователь Следственного комитета сразу, как чумной, выскочил из квартиры, нашёл где-то противогаз и только в нём решился начать осмотр места происшествия, хотя противогаз в таких случаях вещь совершенно бесполезная. Девушку- стажёрку вырвало буквально наизнанку. Бледная, она наотрез отказалась ещё раз заходить в квартиру.
Бывалые оперативники, прикрываясь носовыми платками, старались закончить все формальности максимально стремительно. Парни из МЧС, взятые как понятые, лишь на секунду заглядывали в помещение, после чего готовы были подписать любой протокол.
В спальной комнате на кровати лежал чёрный вздувшийся труп старика с лопающимися гнилостными пузырями. А рядом с ним – во всём бесстыдстве – дорогущая надувная силиконовая женщина-кукла с карминовыми губами, в ажурных чулках, вперившая бесстрастный васильковый взгляд в потолок.