Зачем знаменитый скульптор Даши Намдаков вкладывает миллионы в родное забайкальское село Укурик

Год назад один из самых известных российских скульпторов Даши Намдаков удивил культурное сообщество страны и мира. Мастер, чьи работы можно найти во многих крупных музеях и частных коллекциях планеты, решил оставить свои дела в Англии, Италии и Москве, чтобы приехать в глухую глубинку под Читой и реализовать там дорогостоящий проект.

Всё ради одного — спасти родную деревню от забвения, которое поглощает одно село за другим по всей стране.

Главный редактор NGS24.RU Андрей Затирко доехал до маленького бурятского села Укурик в приграничном Забайкалье, где провел несколько дней рядом с Даши и его семьей, пообщался с местными жителями и участниками масштабной стройки. Есть ли в проекте скульптора корысть и политика, нужно ли это захолустье кому-то еще и реально ли с помощью искусства остановить суровую российскую действительность — в материале красноярского издания.

Даши Намдаков — российский скульптор, график, ювелир. Академик Российской академии художеств, Заслуженный художник РФ, почетный член Академии искусств Флоренции. Искусствоведы нередко называют его «бурятским Пикассо» и «азиатским Дали» наших дней.

Его выставки проходили на главных художественных площадках мира — от Токио и Пекина до Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Работы хранятся в фондах Эрмитажа, Московского музея современного искусства, в музее Востока, а также в музеях многих стран мира. Скульптуры имеются в частных коллекциях Владимира Путина, Романа Абрамовича, Герхарда Шрёдера и Умы Турман. Также Даши был награжден премиями «Ника» и «Золотой орёл» за работу художника-постановщика в фильме «Монгол» Сергея Бодрова-старшего.

Укурик. Влюбиться за вечер

До малой родины Даши Намдакова из Читы на авто можно добраться за пару часов — примерно, 150 километров по трассе, частично, гравийной. До соседнего поселка Могзон ходит общественный транспорт — автобус и электричка, дорога на них займет около трёх часов, еще 20 километров до Укурика можно проехать на такси. Цены на дорогу для горожан просто смешные.

Привыкшему к городским пейзажам глазу было не за что зацепиться, и я просто утонул в этой красоте — бескрайней зелени и небесном просторе, залитом всем спектром цветов от белого до красного. А эти запахи и звуки — даже не буду пытаться их передать словами. Внутреннему мне на этой цветущей лужайке хотелось провести оставшуюся часть жизни.

Здешняя природа не жалела для нас козырей в этот вечер — буквально перед приездом в окрестностях Укурика прошел дождь, который тут же выпарило яркое вечернее солнце. И сразу после заката деревню прямо у нас на глазах окутал туман. Кажется, его можно было резать ножом и раскладывать по тарелкам вместо десерта — так густо стелился он по долине реки.

Даши сегодня — человек мира во всех смыслах слова. Его работы представлены во многих музеях и частных коллекциях планеты, его скульптуры украшают города, какое-то время — даже центр Лондона. При этом сам он живет сразу на три страны.

— В Италии мы живем в маленьком городке Пьетросанте. Там нашли лучшую литейную мастерскую в мире, чтобы лить бронзу. Когда мои произведения начали покупать коллекционеры из разных стран, возникли претензии к качеству материала. Качество литья бронзы в России не ахти. У меня был выбор: или это делать в Нью-Йорке, или в Италии. Я выбрал Италию, потому что это близко к нам.

Потом в его жизни появилась столица Англии, где он достиг пика карьеры, получив мировое признание.

— Мне подарили визу «Исключительный талант», которая позволяет перевезти семью — в Англии так переманивают талантливых людей к себе. У них есть еще инвесторская виза, которую покупают состоятельные люди за гигантские деньги. При этом моя виза по многим пунктам лучше инвесторской.

— Мы приехали в Англию, там сразу встретили, познакомили с королевской семьей — я был представлен королеве, герцогу Эдинбургскому, обоим принцам. Там проходили мои выставки, установили мой монумент в центре Лондона. Построились, обосновались всей семьей — дети, внуки. Было всё хорошо, пока я не представил себе такую картину: пройдёт еще лет 20, и я буду один-единственный пожилой бурят на всю Англию. Дети вырастут, внуки вырастут, их оттуда уже не выдернешь. Я понял, что мне надо очень быстро принимать решение и делать задний ход.

Англия мне очень много дала, она сделала мне мировое имя. Я понял, что взял из Англии всё, что нужно мне, и мы все выехали в Россию, — признаётся мастер.

Время забвения

Норбо-Самбо Галданов — уроженец села и самый близкий друг Даши. Вот уже пять лет он глава поселения Укурикское. До этого много лет занимался крестьянско-фермерским хозяйством. Он отлично знаком с основными бедами забайкальского (российского) села.

— Сколько езжу здесь, где бывал, видел и знаю, какие села были, каких уже нет. У нас пример рядом, 3 километра, Улётка. Такое село было. Там и школа-восьмилетка была, и почта, и клуб, хорошая привокзальная станция — всё-всё было. Это я помню, наш возраст ещё помнит. Сейчас вообще ничего нет, ни одного домика. Мимо проезжаешь, даже не скажешь, что там был целый поселок.

Всё идет на сокращение, всё исчезает. Видно же, как было при Советском Союзе, когда мы еще учились в школе-интернате в Могзоне. Кстати, вот Могзон — хороший, цветущий поселок был, а сейчас в плохом состоянии. Нет организаций, всё посократили, больницу закрыли. Как так? Это же не к лучшему идёт, идёт к упадку. Конечно, Даши, глядя на всё это, переживает за свою деревню, за своё село. Ведь здесь наши корни, наши деды и прадеды здесь жили, — искренне восклицает Норбо-Самбо.

Конечно, в Укурике сейчас не такая критичная ситуация, как в уже погибшей Улётке. Летом деревня на 60 дворов совершенно не выглядит брошенной. У ограды каждого четвёртого двора машина или детский велик. Покосившихся заборов и брошенных домов почти нет, а те, что, кажется, пустуют, даже без заборов стоят с целыми окнами, прикрытыми занавесками.

На одной улице кирпичный дацан (буддийский храм — Прим. ред.), на другой — новый Дом культуры, обшитый сайдингом. Причем оба объекта жители строили своими силами.

Другая картина здесь зимой. Молодёжь и средний возраст давно уехали в ближайшие города — Читу и Улан-Удэ, остались в основном старики. И тех на зиму дети стараются забрать в город — в морозы страшно оставлять одних в деревне. А дома в Укурике превратились, скорее, в дачи, куда старики с внуками приезжают на лето, работающие — в отпуска и на выходные.

— Ровно год назад я приехал в деревню и не узнал её — все разъехались после праздников. До этого было как-то всё нормально, детвора всё лето здесь копошилась. А сейчас дети без интернета жить не могут, а в деревне интернета нет. И всё, разъехались. Мы так призадумались: надо принимать срочное решение, что с этим делать. Надо возвращать людей домой обратно. А для того чтобы их вернуть, у меня есть только искусство, только так я могу повлиять, — вспоминает Даши события годичной давности.

Скульптор при этом осознает всю сложность задачи.

— Вы же понимаете, что это проблема не только нашей деревни, а деревни вообще. И даже не в Забайкалье, а во всей России. Представляете, сколько людей переезжает в большие города, особенно в Москву. Скоро вообще будет как в Монголии, где полстраны живёт в Улан-Баторе. Кочевая страна, где люди испокон веков занимались скотоводством, теперь живёт в городе. Что будет с нашей страной, когда все переедут в Москву, в крупные города? — недоумевает мастер.

Очень серьёзно помогает Даши в этом проекте — ментальная особенность бурятов. Хоть они изначально и кочевой народ, но очень тепло относятся к малой родине, к дому родителей. И в межнациональном Забайкальском крае это видно особенно хорошо — русские деревни умирают чаще и быстрее бурятских.

— Самое важное в бурятской ментальности — это корни. Если мы их не спасём, то у нас будут сложности. А корни ослабевают, потому что они здесь, а народ живет в городах. И эта культура теряется. Люди не понимают, живут другими ценностями, которые не свойственны нам. И в поисках других ценностей мы можем потерять свои. Тогда будет катастрофа, собственно, так уже и происходит — потеря языка, традиций, культуры, — досадует Даши.

Спасение через искусство

Ленд-арт-парк «Тужи» возводят на берегу реки Хилок в 2 километрах от Укурика. По заверениям команды Даши, он станет современным туристическим арт-проектом, базирующимся на имени и таланте мастера.

Сейчас возводят парк скульптур. Здесь же уже возвели культурный центр, строят две мастерские, цепочку гостевых домов и юрт, ресторан и кафе, баню.

За организацию питания на территории парка отвечает опытный ресторатор, автор ряда успешных проектов в Чите Юлиан Некрасов. Он со своей командой непосредственно участвовал в проектировании кафе и ресторана, чтобы всё вышло на уровне лучших городских заведений.

— В ресторане «Тужи» будет уровень не ниже моего городского ресторана — это 100%. Кафе будет чуть более демократичное. Будет уютно, чисто, хорошая кухня. Можно будет вкусно поесть, после того как здесь погуляешь, посмотришь местные красоты.

Уже в самое ближайшее время мы сюда поставим оборудование, и кафе с локальной кухней уже начнет свою работу, мы приступим к проработке. Я думаю, что к 20-му числу (20 июля — Прим. авт.) уже многие блюда можно будет попробовать, — пообещал Юлиан.

— Мы строим здесь творческую среду, куда смогут приезжать и где смогут работать художники из ближних и дальних стран, россияне. Я хотел бы, чтобы среди них было очень много детворы, которая бы видела процесс, училась рисовать. Для этого организуем здесь летний детский лагерь. Будем преподавать бурятский язык, преподавателей уже нашли. Туристов тоже будем рады видеть — всё для комфортного отдыха здесь будет.

До этого я бывал здесь раза четыре в год, хотя здесь не было никаких условий для работы. Если же они появятся, построим мастерскую, как в Италии, я буду проводить здесь еще больше времени. Тем более здесь для меня абсолютно комфортные условия, — пообещал Даши.

— Сейчас даже переживаю, что воспользовался помощью государства. Но, с другой стороны, разве государство не должно помогать деревне? Притащить в деревню дорогу, электричество — государство, по идее, должно заниматься этим.

Для меня этот проект никак не окупаем. Я не жду от него какого-то бизнеса. Мне важно сейчас всё построить, вложиться, а дальше — чтобы он сам жил. Чтобы мои сельчане жили, зарабатывали — чтобы деревня жила! Чтобы детям и внукам было куда приехать. Я уже в таком возрасте, когда я должен что-то отдавать, — глубокомысленно заключает скульптор.

Буряты издревле жили в этих местах, согласно отдельным источникам — едва ли не с начала нашей эры. А в падях Яблонового хребта у реки Хилок многие рода кочевали, как и их предки, вплоть до прихода советской власти. Поэтому еще свежи в памяти стариков рассказы родителей и дедов о тогдашнем укладе жизни.

Бадма родился уже после объединения бурятов в деревни, в 1938 году, но жестокость и тяготы начального советского периода застал.

— Коллективизация — ужасная история, конечно. Кучностей не было, как села, деревни. Согнали со всех стойб бурятов, по корове оставили, а весь скот объединили. Колхоз назвали «Соронзон» (с бурятского — магнит — Прим. ред.), потом, когда Кирова застрелили, колхоз Кирова был. Жили, пахали на быках. Помню, тот, который бороновал, то ли сам был богатым, то ли сын богача, — его в наказание заставляли работать круглые сутки. Он спал прямо на ходу, стоя на оглобле между быками. Потом 1 мая его арестовали и увезли — историй таких, ужас, сколько было, — тихо восклицает старик.

Сама деревня Укурик, по официальным данным, появилась в 1930-м. Но Бадма говорит, что осели здесь чуть позже, примерно, в 1934-м, — сначала несколько лет кочевали всей оравой с несколькими тысячами голов скота в другую местность, неудачно пытались поселиться там — но только людей и половину скота погубили.

— В хорошем состоянии деревня никогда не была. Всё, что маленько производили, — всё забирали. Ячмень, сено — всё сдавали. Жили очень плохо, голодовали, корешками питались — в апреле начинали пахать, мы да галки сзади. Землю перевернёт, а там корешки, мы протрём и едим. А галки рядом букашек собирали, — сегодня улыбается Бадма.

Только к 1960-м жизнь начала понемногу налаживаться, из главного — бурятам дали образование.

— У меня первый парень 59-го, второй — 61-го, третий — 62-го, четвертый — 68-го, дочь 73-го — пять их было. Что было хорошо — у нас детей учили в интернате в Могзоне на полном обеспечении: с трусами, с харчами. Мы за это бесплатно работали, но не обижались. Главное — дети были бесплатно обеспечены. Вот за это Советскому Союзу спасибо, что детей вырастили. А мы получать не получали, но работали, притом работали хорошо, — признается дедушка.

— Видимо, без греха наши потомки жили, и вот нас наградил бог таким человеком, — вознес руки к небу Бадма.

«Если не я, то кто? »

Даши родился в Укурике в 1967 году. Он был шестым ребенком в семье из восьми — для того времени она была достаточно средней. Большими считались семьи с 10–11 детьми. Любовь к искусству ему, его братьям и сестрам привили родители, в первую очередь отец — настоящий народный мастер. Хотя талант у рода Даши был в крови.

— У нас дядя сохранил прописанную на старобурятском языке родословную — благодаря ей мой внук знает своих предков по мужской линии до 21-го колена, я — до 19-го. 20 колен — это половина тысячелетия. Если они могли прописать свои имена столько веков, значит были важными людьми.

Легенды ходят, что все в роду были мастерами — дедушки, прадедушки. Мой отец построил мельницу, электростанцию, на которой потом сам работал. Всё в деревне через отца прошло. Хоть у него и был один класс образования — учился в военное время, но он был очень образован, хорошо понимал в технике и развивался. Постоянно что-то изобретал. Вся деревня на нём стояла, — с теплотой вспоминает Даши.

Даши с братьями и сестрами учился, как и все деревенские дети тех лет, в школе-интернате в соседнем поселке Могзон. В рабочие дни жили в пришкольном общежитии, а на выходные приезжали домой. В таких условиях укурикская детвора сразу в нескольких поколениях очень сблизилась.

— Мы живём как одна семья. В силу замкнутости, в силу интерната, где все учились и жили в одном общежитии. Это, конечно, уникальная история. Вот ребята работают, — скульптор указал в сторону строящегося моста, — все мои интернатовские, все мои братья и сестры. Мы и по крови родственники со многими, а это и неважно — мы все интернатовские.

— Детство, конечно, у нас было волшебным. Всё благодаря этому миру, который вокруг нас обитал. Он был космическим. И этого мира мне до сих пор хватает в творчестве. Если бы я был писателем, я бы благодаря ему писал сказки, как Андерсен.

Этот мир был в этих стариках, дедушках, бабушках, которые рассказывали эти истории. И он с этими стариками ушёл. Сохранился, наверное, только через мои руки в бронзе. Скучаю по этому миру, хотелось бы, чтобы он существовал. Чтобы наши дети, приезжая сюда, жили в этом мире. Поэтому мы строим всё это здесь, возводим парк скульптур из этого мира, — поделился сокровенным Даши.

— Вся семья поддержала идею Даши, а сейчас все здесь — работают над проектом. Вся семья Даши, нас 10 человек, постоянно находится в Укурике, все непосредственно участвуем в проекте. Помимо этого, у нас здесь восемь скульпторов сейчас, будет ещё усиление. Три бригады строителей. Постоянно приезжают гости на день-два, помогают тоже. Всего человек 60–70 у нас набирается в команде, которая создаёт парк. А недавно здесь ещё были дорожники, их размещали всей деревней.

К открытию парка, которое состоится 24 июля, у нас будет готово шесть скульптур, зона гостеприимства, размещения, питания. Встретим всех достойно, — заверяет администратор проекта «Тужи», невестка Даши Димит Намдакова.

***

— Я всегда думал, что должен сделать свой проект. Думал, где-то на Байкале, на Ольхоне или с бурятской стороны на берегу Байкала. Эту мысль всегда в голове нёс, но, когда в прошлом году приехал и посмотрел, что здесь происходит, понял, что его надо делать здесь. Понятно, что, как на луне, за каждым гвоздем надо ездить в Читу. Да, похоже на утопию. Но если не я, то кто? — резонно подытожил Даши.